Сергей Гогин: «От тюрьмы смыслов спасает только свобода слов»

Сам он объясняет это тем, что человеку иногда требуется время, чтобы найти свой путь. Бывает по лезно остановиться, задуматься, может быть, даже отойти назад…

«Мне трудно угодить самому себе…»

Сергей Юрьев: - Сергей, литературным трудом пытаются заниматься очень многие, а вот умение это дано единицам на тысячи. А сам-то ты всегда ли уверен в том, что являешься настоящим писателем?

Сергей Гогин: - Писателем меня можно назвать с большой натяжкой. Писатель – это, пожалуй, тот, кто пишет ежедневно, не боится объёмных и сложных творческих замыслов, не представляет себе дня без строчки. Я же, скорее, спринтер. Предпочитаю малые формы. Вдохновение уходит так же быстро, как и приходит, и пока оно есть, можно успеть написать стихотворение, но никак не роман. У меня даже на рассказ порой не хватает «запала». Кроме этого, когда речь идёт о литературном стиле, я становлюсь таким занудой, что мне трудно угодить самому себе.

- Но многие авторы полагают, что одно прикосновение их пера к бумаге – это уже акт гениальности…

- Более того, такое отношение к собственным трудам на литературной ниве довольно характерно для ульяновской писательской среды. Многие из местных авторов считают, будто всё, что выходит из-под их пера, нужно высечь золотом в мраморе, а потом заставлять всех это читать. Даже удивительно, как они находят спонсоров, чтобы издать свои толстенные тома, в которых они в рифмованных строках признаются в любви ко всем родственникам, друзьям и коллегам, а также «меценатам». Это разновидность патологического честолюбия. Честолюбие есть и у меня, но оно несколько другого рода. Я предпочёл бы вообще не публиковаться, чем обнародовать то, что считаю недостойным. Ведь среди читателей ещё осталось немало тех, кто имеет вкус и разбирается в тонкостях литературного языка.

- Фаина Раневкая как-то сказала: «Сняться в плохом фильме – всё равно, что плюнуть в вечность». Но сейчас вечностью мало кого напугаешь. Почему?

- Я бы не стал осуждать актёров, которые снимаются в дурацких штампованных сериалах. Не все могут позволить себе, как Юрий Норштейн, автор знаменитого «Ёжика в тумане», делать более тридцати лет свой анимационный фильм «Шинель» по Гоголю. А у тех, кто «плюёт в вечность», как правило, выбор невелик. Актёры должны работать. У них ведь, кроме творческих амбиций, есть семьи, которые нужно кормить. Думать о вечности - не значит перестать работать. Кроме того, есть огромная масса людей, которым Тарковский или Феллини непонятен, да и не нужен. Впрочем, я тоже с удовольствием смотрю сериал про доктора Хауса…

- Такое происходит не только в кино и на телевидении, но и в литературе тоже. Появилась несметная рать новых авторов, в большинстве своём пишущих полную чушь.

- Я не думаю, что это какое-то новое явление. Графоманы появились раньше, чем книгопечатание.

Примитив – путь к успеху?

- В советские времена в издательствах работали толковые редакторы, и читатель был ограждён от безграмотных и бездарных авторов. А сейчас книгопродавцы считают, что читатель идиот, и значит, чем книга примитивнее, тем больше шансов на успех. Разве не так?

Елена Шубёнкина: «Актёр должен не переживать роль, а проживать её» Подробнее

- Рыночная культура – это естественное следствие рыночной экономики. Но не могу согласиться с тем, что всё так безнадёжно. Например, я недавно прочёл книгу Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» и понял, что не скудеет русская литература, что рождаются писатели, которые пишут очень хорошую прозу, в которой заложен глубочайший смысл. Вопрос даже не в том, что есть сейчас, вопрос в том, что останется потомкам. У потребителя примитивного чтива короткая память. Попса долго не живёт, зато она функциональна. Помнить же будут только то, что действительно стоит того.

- Но для этого нужен читатель, который может по достоинству оценить настоящее литературное произведение...

- Такие люди есть и сейчас. Не так много, как хотелось бы, но есть. Приходят же ко мне люди на встречи в литературной студии. Есть библиотекари, филологи, представители технической интеллигенции, военные, хранящие давние традиции русской армии. Я не знаю, сколько таких людей в процентах от всего населения, но эта величина была во все времена приблизительно одинаковой.

- В чём задача твоей литературной студии? Не в том ли, чтобы сблизить друг с другом читателя и писателя?

- Поначалу я хотел собрать людей пишущих, чтобы они вместе непредвзято могли посмотреть на литературные опыты друг друга, обсудить их в дружелюбном кругу коллег. Пытался создать что-то вроде литературной учёбы, «школы молодого литератора». Но этого почему-то не получилось. Видимо, мало кто способен адекватно воспринимать критику. Это можно понять. К своим стихам авторы относятся как к собственным детям, любят их, считают самыми лучшими. В итоге мы сейчас просто обсуждаем самые разнообразные темы: «Бывает ли женская поэзия?», «Пушкин и Басё – наше всё», «Эти страшные сказки», «Мистика в литературе»… На последнем заседании обсуждали тему «Книги, которые нас меняют», а на следующем – «Любить по-русски, по-французски, по-английски…».

Сергей Юрьев: «Зёрна будущих угроз посеяны в современности…» Подробнее

Надо начинать с детей

- Так какие книги изменили тебя и тех, кто участвовал в обсуждении?

- Например, один участник студии сказал, что книги Пелевина научили его читать между строк. Есть писатели, которые служат проводниками в мире литературы, давая «гиперссылки» на авторов, которые произвели впечатление на них. Что касается книг, которые изменили моё мировоззрение, то их несколько. Помню, в детском саду нам читали сказки Андерсена, и они вызвали у меня памятный до сих пор прилив эмоций. Я помню, как сочувствовал Русалочке, которая, получив ноги взамен рыбьего хвоста, испытывала боль при каждом шаге. Так что Андерсен научил меня чувствовать то же, что испытывает герой книги. Иосиф Бродский поразил меня поэзией, которая полна сложнейших образов, но втягивает в себя, словно «чёрная дыра», заставляет восхищаться игрой слов, в которой открывается такая глубина чувств и широта мыслей, которая кажется невозможной. Прочитав книгу Норы Галь «Слово живое и мёртвое», я стал значительно взыскательнее к своим и чужим журналистским текстам. Кстати, советовал бы сделать то же самое многим журналистам, поскольку эта профессия требует умения писать просто и понятно.

- Как получилось, что твои верлибры стали театральной постановкой?

- Произошло счастливое стечение обстоятельств. Как-то я прочёл цикл верлибров «Про маленького человека» Алексею Храбскову, который впоследствии исполнил роль Маленького Человека, стал и постановщиком спектакля, и автором сценографии спектакля. И так совпало, что тема эта оказалась ему близка. Как только он услышал этот цикл, сразу сказал, что хочет это поставить. Чтобы воплотить этот замысел в жизнь, потребовалось три года. И люди идут на спектакль! Он идёт на малой сцене облдрамтеатра.

- Сейчас на самом высоком уровне в стране ставятся задачи: повысить процент читающего населения до такого-то уровня к такому-то году. Как ты к подобным директивам относишься?

- Беда в том, что сейчас большинство населения не читает ни книг, ни газет, ни журналов. И как до них достучаться? Не уверен, что программа, которую разработали чиновники, может что-то изменить. Для них главное - поставить галочку в графе «исполнено» и освоить выделенные средства. Но если это серьёзные планы, то надо начинать с детей. Привычка к чтению зарождается в семье. Если родители сами читают, если родители читают детям вслух, пока те сами этому не научились, то для такого ребёнка читать будет делом совершенно естественным.

Смотрите также:

• Фантазии сделали ульяновскую девочку фотомоделью, а потом художником →
• Дмитрий Аксёнов: «В театре не должно быть безнадёги и уныния» →
• Сергей Юрьев: «Зёрна будущих угроз посеяны в современности…» →