Лев Нецветаев: «Человек жив, пока у него есть желание творить»

Ольга Шейпак, главный редактор журнала «Мономах», выступая на церемонии награждения, перечислила его многочисленные таланты и отметила личностные качества: верность принципам и друзьям, бескорыстие, готовность в острой полемике отстаивать общественные интересы, – она назвала его ульяновским Дон Кихотом.

Выбор

С. Юрьев: Лев Николаевич, что, по вашему мнению, нужно человеку для того, чтобы заложить основу полноценной жизни и раскрыть творческий потенциал?

Л. Нецветаев: Во всяком случае, это мало зависит от уровня комфорта и благосостояния. Например, все те годы, что я учился в школе, наша семья проживала на улице Федерации в комнатёнке с печным отоплением и удобствами во дворе. Там на двенадцати квадратных метрах размещались родители, я, да ещё и родственница, которая училась в фабрично-заводском училище. Это не помешало мне заниматься в изостудии и окончить школу с золотой медалью. Так что потенциал человека во многом зависит от примера родителей, от уклада семьи.

- А проблема выбора творческого пути перед вами стояла?

- Выбор был, а вот проблем с ним не было. Отец меня направил во Дворец пионеров учиться играть на аккордеоне, но я самостоятельно «перебежал» в изостудию к замечательному педагогу с большой буквы – Юрию Васильевичу Павлову, который и «создал» большинство ульяновских художников моего и нескольких последующих поколений.

- Но почему вы выбрали профессию архитектора?

- Тут сыграл роль пример одного из старших товарищей по изостудии. Он упорно поступал в Московский архитектурный институт и был так горд и счастлив, когда ему это наконец удалось. Так что в 1957 году и я туда поехал – хотя в другие вузы я, как «золотой» медалист, мог поступить без экзаменов, а там пришлось сдавать рисунок и черчение. Но тогда вообще не было принято искать лёгких путей. Через полгода, когда навалились технические дисциплины, у меня появилась мысль бросить всё и готовиться поступать в чисто художественный вуз, но уже не хотелось расставаться с друзьями, а потом появился интерес и к технической стороне архитектуры.

 

Система, которая рухнула

- После окончания вуза сразу вернулись в Ульяновск?

- С трудом отбоярился от Казахстана, куда меня пытались направить по распределению. Здесь, в Ульяновске, назревало 100-летие Ленина, и в городе предполагалось масштабное строительство. В 1964 году архитектурная контора «Облпроект», где я работал, вплотную занялась проектом застройки центра Ульяновска, и вскоре мы поделили второе место во Всесоюзном конкурсе с «Моспроектом». Тогда организаторы конкурса выразили огромное удивление, что наш очень скромный коллектив составил достойную конкуренцию солидной столичной фирме. В итоговом варианте были собраны идеи из нескольких представленных на конкурс проектов, в том числе и нашего. В частности, эспланада от площади Ленина до Ленинского мемориала.

- Почему вы «променяли» архитектуру на живопись?

- В начале 1978 года неожиданно умер мой шеф Серафим Титов, но вместо того чтобы занять его место, я ушёл. Хотелось заниматься живописью и графикой. И я пошёл работать в Ульяновские производственно-художественные мастерские. Там меня назначили руководителем группы, исполняющей проекты интерьеров клубов и других общественных зданий, куда мы внедряли живопись и декоративные элементы. Тогда была такая политика – целенаправленно вносить художественные элементы в проект любого общественного здания. Иногда заранее планировалось создание целых серий картин на заданную тему. Так что у художника всегда была возможность заработать на хлеб насущный. Но эта система рухнула, как только началась перестройка. В последующие годы власти о культуре начисто забыли.

Кое-что и сейчас напоминает о моей работе в Худфонде. Например, панно на стенах кассового зала вокзала Ульяновск-Центральный, интерьеры кинотеатра «Художественный», несколько памятников… Так что архитектуру на живопись я вовсе не променял, просто новая работа оказалась на грани этих двух видов искусства.

 

- А как вы оцениваете изменения в градостроительной политике, что произошли в последние десятилетия?

- Теперь широкой градостроительной политики не существует. Раньше велась комплексная застройка, лучшие проекты выбирались на конкурсной основе, жёстко учитывались социальные факторы – чтобы было достаточно школ, детских садов, больниц, магазинов. Всё это рухнуло. Сейчас застройка ведётся отдельными кусками, без учёта целостной картины, которая может получиться. С другой стороны, были, конечно, и раньше перегибы. Например, когда перестраивался центр Ульяновска, можно было сохранить Дом Губернатора. Мы с архитектором Ильдусом Сибгатуллиным, помнится, писали письмо в Институт марксизма-ленинизма о недопустимости модернизации в предполагаемом благоустройстве улицы Ленина. И тогда удалось отстоять улицу в том виде, какой она была во времена Володи Ульянова.

Лучшее всегда впереди…

- Расскажите о своём литературном творчестве.

- В 1999 году я издал книгу «Симбирская гора», где собраны стихи о Пушкине и его современниках, а в 2010 – более объёмный сборник лирики разных лет «Правда осени». Сейчас работаю над мемуарным текстом, который пока условно называю «От прадедов к правнукам». Пока правнуков у меня нет, но думаю, когда я допишу задуманное, они появятся. Благодаря трудам двоюродного брата моей бабушки Михаила Ивановича Романова, краеведа русского Севера, автора книги «История одного северного захолустья» и многих научных статей, я могу проследить свою генеалогию до XVII века. Это редкая удача.

 

- Ваш первый сборник был целиком посвящён Пушкину. Почему именно ему?

- Я родился 6 июня,  и в день своего рождения, глядя на календарь,  я вижу портрет Пушкина. Пётр I, Суворов и Пушкин – мои любимые герои с самого детства. К 1987 году у меня накопилось немало работ, посвящённых Александру Сергеевичу, и пять из них я выставил на всероссийской выставке в Москве – в Манеже. В том же году в Ленинграде пушкинскую «галерею» я показал на всесоюзной выставке акварели. Благодаря взаимному интересу к творчеству Пушкина я познакомился с замечательным художником, автором целой пушкинианы Анатолием Зыковым. В 2000 году он приехал в Ульяновск на мою персональную выставку, и после этого ещё несколько раз посетил наш город. Он считал, что Симбирск сыграл огромную роль в становлении творчества Пушкина как историка, что тема народной войны Пугачёва перевернула его судьбу. И в конце концов, он не пожелал передавать в московский музей Пушкина огромное количество работ посвящённых поэту и его творчеству. 5 марта 2008 года, незадолго до смерти художника, в зале Ульяновского союза художников открылась выставка работ Анатолия Зыкова, посвящённая передаче всех двухсот двадцати живописных полотен и графических работ в дар нашему городу. И тогда власти «культурной столицы» обещали организовать постоянно действующую экспозицию этого уникального собрания.  Но это обещание так и не было выполнено. И эта уникальная коллекция так и лежит в музейных запасниках, не смотря на то, что у нас прошёл «год культуры и национальной славы», ежегодно устраиваются бестолковые культурные форумы, учреждается многомиллионная премия для художников, на то, чтобы сделать доступными для людей эти бесценные сокровища, средств почему-то не находится. 

 

Я неоднократно поднимал этот вопрос и в местной прессе, и в «Литературной газете», но этого никто упорно не замечает.

- С чего началось признание вас как художника?

- Ещё в студенческие времена, в начале 60 годов прошлого века, я начал рисовать для ульяновских газет. Тогда в главной партийной газете области была даже литературная страница, и я иллюстрировал стихи, оформлял рубрики. Да и гонорары были довольно приличными, особенно для студента. Вернувшись в Ульяновск, это сотрудничество я продолжил, и такого рода рисунков у меня накопилось огромное множество.

- Что вы считаете главным достижением своей жизни?

- В 2010 году в год моего 70-летия состоялась моя персональная выставка в музее Пушкина в Москве. Было много благожелательных отзывов и статья в «Литературной газете». Меня это, конечно, очень порадовало, но главное-то в жизни не только в подобных достижениях. Человек жив, пока есть желание творить. А у меня, помимо этого желания, есть ещё четверо прекрасных детей и семь замечательных внуков – ну что ещё надо?!

Смотрите также:

• Борис Склярук: «Фантазия может стать реальностью» →
• Борис Склярук: «Затмит ли «ящик» культуру?» →
• Искусство не терпит дилетантизма →