Больше, чем поэт
Все мы, так или иначе, отдариваемся всей своей жизнью за сам подарок жизни (а не осознающий жизнь как дар наполняет её мусором: суетой, злобой и так далее). В этом смысле в ходе своих ульяновских встреч Евтушенко словно отчитывался перед Россией о проделанной работе: «Я вытащил Бродского из ссылки», «Я объездил 97 стран и везде читал стихи», «Я издал четыре тома антологии русской поэзии» и так далее. Совсем недавно Евтушенко с группой актёров предпринял большую творческую поездку через всю страну – от Санкт-Петербурга до Находки: посетили 28 городов и в каждом дали концерт, а апофеозом турне стал концерт в Лужниках 3 октября. Для человека 82 лет, да еще с ампутированной ногой, это наверняка была тяжёлая поездка.
Так за что отдарок? Неужели за эмиграцию? Быть с Россией вне России трудно, особенно поэту, который, согласно тому же Евтушенко, в России больше, чем поэт. Поэтому в оттепельные годы поэтические чтения собирали залы и стадионы. Перестройка вознесла Евтушенко на гребень общественной жизни: он руководил Союзом писателей, триумфально избрался народным депутатом СССР, стал членом общества «Мемориал». Но с 1991 года он с женой живёт в американском городе Талса, штат Оклахома, ведёт в местном университете курсы русской литературы и мирового кинематографа. И теперь он «больше, чем поэт» не в России, а в США. А может, и не больше.
На вопросы об эмиграции Евтушенко реагирует болезненно: тут же в запальчивости кидается на вопрошающего с упреками в бестактности. Из диалога на пресс-конференции: «Почему живёте не в России?» – «Потому и живу не в России, что здесь есть люди, которые задают такие вопросы». Точно так же – с плохо сдерживаемой агрессией – он среагировал на вопрос о причинах лояльного отношения к нему советской власти. Подумать только: вроде бы, поэт не кривил душой, публично высказался против ввода советских войск в Прагу, помогал диссидентам, опальным писателям, но при этом всегда был «выездным», жёстким репрессиям не подвергался, если не считать, по его собственным словам, исключения из Литинститута за отказ выступить против Пастернака и за поддержку романа Дудинцева «Не хлебом единым», но это было в самом начале творческого пути. Бродский – тот вообще в политику не лез, а поди ж ты – «литературный трутень», «тунеядец» и ссылка в Норенскую. «Как вы думаете, Евгений Александрович, почему? Ваша версия?» – «Вы задаёте бестактный вопрос! В чём вы меня подозреваете? В связях с КГБ?»
Эльбы братский дух
Странно: Евтушенко давно и прочно занял своё заметное место на Парнасе, сам факт его стихов неотменим, его «Идут белые снеги» и многие другие стихи войдут во все антологии, и вдруг – такая человеческая уязвимость. Психологи вам объяснят: то, что вас раздражает в другом человеке, ищите в себе, этот человек – ваша собственная проекция. Агрессивная реакция Евтушенко на любого, поднявшего «эмигрантскую» тему, видимо, происходит оттого, что он сам для себя не решил до конца этот вопрос и пребывает в состоянии раздвоенности. Уехал, не стал разделять со страной тяготы переходного периода, «лихих 90-х» (не захотел или не смог – неважно, да ведь никто и не осуждает, тем более что регулярно приезжает на родину, да и паспорт российский сохранил!) и поэтому сегодня «отдаривается», причём щедро. Не отсюда ли его бесконечные «я»: «Я был первым, кто…», «Я единственный, кто…». Иногда – «мы», в котором все равно слышится «я»: «Мы раздолбали железный занавес своими стихами! Мы вырвали загранпоездки из глотки бюрократии!».
Нечасто встречаются люди, в равной степени большие и уязвимые, как Евтушенко, этот старый ребёнок. Казалось бы, что ему, собиравшему на свои выступления стадионы, скопление студентов УлГУ, и пусть говорят: «Вы – великий», и надевают мантию почетного профессора. И потом ещё раз, в Большом зале мемцентра: «А теперь мы приветствуем великого…» Но – тяжела ты, шапка Мономаха.
Что-то осталось у него там, в СССР, чего ни забыть, ни исправить. Только «отдариться». Его откровенное интервью Соломону Волкову, которое вышло на Первом канале несколькими частями, – тоже отдарок. Там он настолько пронзительно говорит о трагическом разрыве с Иосифом Бродским из-за непонимания, из-за дурацкого недоразумения, что ему веришь вполне. Собранная им за три месяца и изданная «Антология победы» – стихи военных лет, важнейший труд – в ту же копилку. Отдарок – его преподавательская деятельность в Талсе. «Эльбы братский дух преподаю» – говорит он в стихах. Вот это действительно важно: поэт сшивает собой культурный и географический разрыв между странами, который увеличивается в годы напряжённости, как сегодня, и здесь его вклад неоценим. «Это страннейший профессор, он преподаёт нам совесть и правду истории», – сказал один его студент в интервью «Нью-Йорк Таймс».
О вечном и неуязвимом…
И на встрече в ульяновском университете, и с журналистами, и на творческом вечере в Мемцентре Евтушенко говорил приблизительно об одном и том же и читал одни и те же стихи. Но говорил о важном: о мире, о том, что на планете всё взаимосвязано, поэтому нет чужих войн и чужих бед, призывал, как Пунин Ахматову в минуту ареста, «не терять отчаяния», потому что «отчаянье, ставшее мужеством, может стать выходом, благороднейшим выходом, а не концом». Это и про нас тоже, про наше время. Но и про себя самого.
Как говорит Евтушенко, у поэта есть великая возможность существовать после смерти. И эту возможность он, думается, использовал вполне. У него много стихотворной публицистики, стихов, написанных под влиянием актуальных событий – так уж звучит его лира. Его большое стихотворение, написанное под впечатлением взрыва в московском метро, и другие такие же – важны. Но не вечны. Потому что помнить мы будем всё-таки это: «Со мною вот что происходит: ко мне мой старый друг не ходит, а ходят в мелкой суете разнообразные не те…». Это о вечном, и это – неуязвимо.