Александр Тимаков, кажется, отметился чуть ли не во всех сферах жизни. Он и офицер, и врач. Он и поэт, и прозаик. При том, что постоянно сталкивался с суровой правдой жизни, остался человеком с романтическим складом души. А своё жизненное кредо формулирует так: «Радуйся жизни! А то пока ты ею не доволен, она проходит!»
Стихи лекаря, дневники врача
С. Юрьев: Александр Александрович, насколько я знаю, у тебя недавно вышла новая книга – «Упрямая память невольно листает…». Почему именно память листает, а не ты её, как, наверное, было бы логично?
А. Тимаков: Это строка из моей песни «Романс поручика Брусенцова». Я неоднократно пересматривал один из моих любимых фильмов «Служили два товарища», где в роли поручика Брусенцова был Владимир Высоцкий. Я представил его сидящим в каком-то блиндаже с гитарой в руках. И получился этот романс:
«Упрямая память невольно листает
Былые страницы несбыточных снов,
И словно на крыльях в тот край возвращает,
Где девочкой юной осталась Любовь».
А в книгу вошли произведения, которые я назвал бы художественно-мемуарными, где реальные события сочетаются с элементами творческой фантазии. События прошлого не всегда спрашивают, когда и где им вспоминаться. Так что мы не всегда вольны что-то вспоминать, а что-то нет.
- В книге есть вещи ранее не публиковавшиеся?
- Да, конечно. Например, рассказ «Карамолька» - об особенностях и необычайной силе материнской любви, о моей мамочке. В начале 90-х годов у меня возникли проблемы со здоровьем, которым я сам не придавал особого значения. Так она сама добилась, чтобы меня отправили в Ленинградскую Военно-медицинскую академию, а потом достала для меня то, чего вообще в природе не существовало. И ещё несколько рассказов и стихи, написанные за последние пару лет.
- Вот ты - военный врач. Врач – тот, кто спасает жизни, а военный – тот кто призван их отнимать ради какой-то, пусть даже самой благородной, цели. Как это может сочетаться в одном человеке?
- Да, призвание врача – сохранять жизни, в том числе и людям военным. Так что военный в данном случае – не врач, а пациент. Никакого противоречия здесь нет. Конечно, на войне и автомат приходилось брать в руки и защищать своё подразделение.
- Ядро книги – «Ханкалинский дневник», а можно вспомнить какие-то эпизоды их тех, что в него по каким-то причинам не вошли?
- Знаешь, Сергей Станиславович, я всегда избегал описывать эпизоды, где пришлось бы над собственной головой рисовать нимб, а за спиной расправлять крылья. Но могу поделиться секретом: в рассказе «Пёс войны» главного героя я отчасти срисовал с себя, когда спасал раненых. За что позднее был представлен к ордену «За военные заслуги». Собака тоже была, но не там и при иных обстоятельствах. Но фанфар в свой адрес я стараюсь избегать, а события стоят того, чтобы их помнили. В том числе, и поэтому и сочетаются порой в рассказах правда с вымыслом. Авторский вымысел в литературе – обычное дело, но в основе лежит правда жизни, реальные события – то, что было, и то, что могло бы быть…
Надо делиться
- А вот, например, события рассказа «Письмо лекаря» датируются 2010 годом, а сам он стилизован по временам Кавказской войны XIX века. Почему?
- На сайте «Стихи.ру» выставляет свои стихи очень известный поэт Игорь Белкин, проживающий на хуторе в Эстонии. У меня с ним завязалась переписка, и он в одном из своих рассказов описал эпизод той войны со схожим сюжетом. И мне показалось, что в подобную стилистику вписывается реальный случай недавней войны в Чечне. Так и появился «отставной лекарь Семён Тульский»… Фантазия и стилизация порой помогает более ярко показать реальность. Когда я был в чеченских горах, у меня нередко возникали ассоциации с Кавказской войной XIX века. Игорь Белкин – один из любимых мной поэтов, хотя, конечно, я редко беру на себя смелость оценивать чужие стихи. Литературных институтов имени Горького не заканчивал.
- Ну, высшее литературное образование – не гарантия наличия таланта. Даже не гарантия профессионализма.
- Согласен. Тем не менее, хочется идти в ногу. Даже не со временем, а хотя бы с собственными устремлениями. Хочется что-то после себя оставить. От следов, которые ты оставил, зависит, будут ли тебя помнить.
- А так ли уж человеку надо, чтобы о нём помнили?
- Есть такая расхожая фраза: мы живы, пока о нас помнят. Чем старше становишься, тем больше задумываешься о том, что останется после меня. Ну, были спасённые жизни. Казалось бы – чего ещё надо. Но кто, если не мы – очевидцы, передаст дальше суть тех событий, которые видели своими глазами, в которых участвовали; те чувства, которые испытывали. Надо делиться. Мы ведь тоже живём памятью наших предков. Пару лет назад был в Ленинграде, там много нового для себя узнал о Блокаде, да такое, что придя на Пискарёвское кладбище, я просто разрыдался в голос. Есть вещи, помнить которые просто необходимо.
- Ты назвал город Ленинградом. Это не случайно? Его же давно переименовали…
- Не случайно. Подвиг совершили именно ленинградцы. Именно Ленинград Гитлер хотел сравнять с землёй, как римляне это сделали с Карфагеном. Идёшь, например, по Литейному проспекту, и вдруг видишь между домами прогал. Дворик, лавочки, деревья. А ведь там был когда-то дом, который был разрушен бомбёжкой или артобстрелом. Чьи-то жизни, чьи-то судьбы. Это не может оставить равнодушным.
Клерки чувствуют себя господами
- Конечно, не испытывая сильных чувств невозможно создавать ни поэзию, ни прозу. А что тебя больше всего волнует в современном мире. Какие проблемы представляются наиболее серьёзными, пробуждают наибольшие эмоции?
- Они считают, что относятся к некоему господствующему сословию?
- Да! И с этим приходится сталкиваться большинству рядовых граждан, если не всем.
- А что рождает более сильные чувства – работа или творчество?
- Работа – это тоже творчество. Я создал реанимационное отделение нашего военного госпиталя и двадцать три года возглавлял его. Начал с голых стен. И теперь, когда где-то там плитка от стен отваливается, такое ощущение, что оторвалась частица тебя. Или когда человек уходит – или на пенсию, или на другое место работы – те же чувства. Сейчас я просто дежурный врач, прихожу на работу по графику, надо дать наркоз – даю, нет – сижу, пью чай. Но чувства остались прежними.
- Считалось, что Советская Армия воспитывала в человеке мужество, патриотизм и прочие положительные качества. А современная армия что воспитывает?
- Я служил и в советской, и в российской армиях, так что, было с чем сравнивать. Армейское братство было в советские времена, есть оно и сейчас, не смотря на все гримасы «мебельно-табуретного периода», когда министром обороны был Сердюков, человек, который к армии никакого отношения не имел и не должен был иметь… И всё-таки... Когда предстояла командировка в «горячую точку», было не принято отказываться, даже если появлялась такая возможность. Вон – женщина-прапорщик едет, а я, целый майор, что – хуже неё?! Но армия всегда была отражением общества и государства, и сейчас, на мой взгляд, стало больше чинопочитания и коленопреклонения, даже вопреки здравому смыслу. Словом, того, чего я никогда не принимал и не приму. Но примеры героизма, мужества и самоотверженности – и сейчас не редкость, и дело здесь ещё и в том, какой ты человек, как тебя воспитали, какова твоя цель в жизни. Для меня всегда примером был образ советского офицера, даже русского офицера ещё императорской армии. Того же поручика Брусенцова, в ком личное мужество и преданность Отечеству сочетались с интеллигентностью и образованностью. Конечно врач, даже военный, как правило, не бежит в атаку со шприцем наперевес, но офицер всегда должен оставаться офицером, таким, каковы были герои романа «Белая гвардия» Михаила Булгакова.
Двигаться к совершенству никогда не поздно
- Ты говорил, что меняется, причём не в лучшую сторону характер человеческих отношений. А как меняется отношение людей к чтению книг? А то, кажется, что писателей у нас стало чуть ли не больше, чем читателей.
- Да, к сожалению, это так. Пристрастие к чтению куда-то пропадает. Задача пишущей братии вернуть внимание людей к литературе.
- Надо ли пытаться любой ценой угодить публике? Например, телевидение уже переполнено штампованными тупыми сериалами с «захватывающими» сюжетами. Не знаю, кто их только смотрит. Лев Толстой не пытался никому угодить. И Достоевский не пытался.
- Я и не говорю о том, чтобы угождать. Каждый литератор уникален, у каждого – свой опыт, каждому должно быть, что сказать – в том числе, такое, что никто другой не скажет.
- А скажи, пожалуйста, врач Тимаков и писатель Тимаков – это один и тот же человек или два разных?
- Может быть, это утверждение покажется странным, но, думаю, что два разных. Когда я кого-то лечу, у меня не возникает ни малейшего желания взяться за перо. Особенно, если сталкиваешься с каким-либо экстренным случаем. В такие моменты не до литературы.
- Но, по моему мнению, лучшее твоё стихотворение связано именно с профессией.
- А вот литература связана с собственными взглядами на жизнь, с личным опытом, в том числе и профессиональным. Так что, писатель Тимаков больше зависит от врача Тимакова, чем врач от писателя.
- Ну, хорошо, если это разные люди, то мечтают они, вероятно, о разном.
- Врач Тимаков мечтает лишь о том, чтобы успеть сделать как можно больше для своих пациентов. Даже, находясь на пенсии, я продолжаю работать. А писатель Тимаков мечтает о том, чтобы постичь технологию написания рассказа. Бывало, давал девчонкам почитать свои рукописи – ту же «Карамольку», того же «Пса войны». Возвращали, прочитав, а глаза на мокром месте. Значит, струны чьей-то души мне всё-таки удалось задеть. Но двигаться к совершенству никогда не поздно.