Казалось бы, где декабристы, а где наш земляк, один из величайших русских писателей Иван Гончаров… С одной стороны, горстка вольнодумцев, решившихся восстать против самодержавия, с другой – вполне законопослушный литератор, которому к тому же едва исполнилось тринадцать лет, когда произошли события на Сенатской площади…
Тем не менее связь между бунтарями-аристократами и классиком русской литературы есть, свидетельство чему – открывшаяся 17 октября в Историко-мемориальном центре-музее Гончарова выставка «И. А. Гончаров и декабристы». Мимо этого события ul.alf.ru пройти не смог. Поводов устроить именно такую выставку подоспело сразу два: во-первых, в этом году отмечается 200-летие восстания декабристов, а во-вторых, ульяновский музей Гончарова празднует своё 130-летие. Увязать, как оказалось, эти два события между собой не составило большого труда.

С корабля – в Сибирь!
Как известно, Иван Александрович после путешествия на фрегате «Паллада» возвращался в европейскую часть России сухопутным маршрутом – через Дальний Восток и Сибирь. Естественно, как писатель, он вёл по пути дневники и переписку... Последняя, кстати, выдавала в нём человека, предпочитающего порядок во всём, к тому же государственно мыслящего. По его мнению, главной проблемой путешествия по азиатской части Российской империи был не риск встретиться с волками и медведями, а ямщики, которые без должного почтения относились к знатному седоку. В общем, говоря современным языком, сервис его не устраивал. Со станции Жеребинской Иркутской области он писал якутскому губернатору: «…Там господствует совершенная анархия, на которую я грозил пожаловаться государю-императору, потом генерал-губернатору, наконец, самому исправнику. Только последняя угроза и расшевелила ямщиков. Но окончательно подействовали на них волостные старшины, через посредство которых я только и мог получить лошадей…»
Тем не менее, когда Иван Александрович 25 декабря, преодолев все невзгоды путешествия, прибыл в Иркутск с сильно обмороженным лицом и распухшими ногами, он был вынужден для поправки здоровья задержаться на пару месяцев. И, конечно, не смог не встретиться с декабристами, отбывавшими ссылку в этом сибирском городе…

О том, как это произошло и чем закончилось, сообщила заведующая сектором научно-экспозиционной работы историко-мемориального центра Елена Клевогина: «Тема связи Гончарова и декабристов, к сожалению, пока недостаточно исследована. И в значительной мере её разработкой занимаются сотрудники нашего музея. Встреча Гончарова произошла в Иркутске, но в книге «Фрегат «Паллада» он об этом даже не упоминает. Она вообще заканчивается фразой «Я въехал в Иркутск…» Книга очерков «Фрегат «Паллада» была впервые издана в 1858 году, в 1891 году был опубликован очерк «По Восточной Сибири», где Гончаров упоминает фамилии четверых декабристов, с которыми он встречался в Иркутске. Он называет Сергея Трубецкого, Ивана Якушкина, Сергея Волконского и Александра Поджио. При этом упоминаются «и другие…». Вообще, тема декабристов проходит через всю жизнь классика. Когда случилось восстание, ему было всего тринадцать лет, он тогда учился в Московском коммерческом училище. Когда Иван приезжал на каникулы в Симбирск, то видел, какие перемены произошли в настроениях симбирского общества после восстания 14 декабря. Его крёстный Николай Трегубов рассказал ему романтическую историю декабриста Василия Ивашева.
Та жертвенность, тот подвиг декабристов произвели неизгладимое впечатление на всех, даже на губернатора Александра Загряжского и на предводителя местного дворянства Михаила Баратаева. Согласно заметкам Гончарова, симбирское дворянство стало вести себя более замкнуто, видимо, опасаясь делиться с кем-либо, кроме самых близких людей, крамольными мыслями, которые тогда наверняка возникали у многих… И было чего опасаться. У Баратаева, например, был обыск, поскольку, кроме симбирского дворянства, он возглавлял ещё и масонскую ложу. Правда, всё обошлось, поскольку об обыске его заранее предупредили и бумаги, которые могли бы его скомпрометировать, он успел выбросить в пруд. Но несмотря на это, ему пришлось-таки провести какое-то время в Петропавловской крепости. В черновике очерка «На родине» Гончаров излагает историю Василия Ивашева, за которым последовала в Сибирь дочь гувернантки-француженки Камилла Ле Дантю. Кстати, эта история входила в первоначальный вариант замысла романа «Обрыв», найдя отражение в судьбе Марка Волохова и Веры. Но роман писался долго – целых двадцать лет, и за это время на смену декабристам пришли нигилисты.
«И другие…»
Кстати, на выставке представлено несколько подлинных предметов, принадлежавших Василию Ивашеву, – его прижизненный портрет 1820-х годов, платок его матери, шкатулка, которую он брал с собой в Сибирь, эскизы надгробий отца и матери, нарисованные его собственной рукой.
А вот о том, с кем из декабристов, кроме тех четверых, мог встретиться Гончаров в Иркутске, рассказала Ирина Смирнова, научный сотрудник отдела фондов Ульяновского краеведческого музея: «В Иркутске Иван Александрович прожил примерно двадцать дней, но меня всегда интересовало, почему он обрывает повествование книги «Фрегат «Паллада» именно на въезде в этот город…
Как оказалось, в Иркутске главной целью для него стало знакомство с декабристами, встреча с ними. Но афишировать это в то время было нельзя по цензурным соображениям. После того, как им вынесли приговор, в Российской империи упоминать о декабристах в печати было категорически запрещено. Лишь несколькими годами позже в очерке «По Восточной Сибири» он упоминает о том, что навестил декабристов, причём фамилии четверых назвал, а вот кто скрывался за загадочной фразой «и других», довольно долго оставалось загадкой. Тогда, в середине 80-х годов прошлого века, не было ни компьютеров, ни интернета, так что поиски приходилось вести в библиотеках и архивах, вникая в массу книг и документов. В личном архиве декабриста Сергея Волконского я обнаружила, например, его письмо к дочери, где он пишет о Гончарове как о человеке "весьма умном", отметив, что имел с ним завлекательный разговор. Но работать пришлось методом исключения, поскольку не все ссыльные декабристы проживали в Иркутске или его окрестностях. Кто-то из них к 1854 году уже скончался… Но таким образом мне удалось установить фамилии ещё девяти декабристов, с которыми он мог встретиться, – Николай Александрович Бестужев, Андрей Андреевич Быстрицкий, Михаил Карлович Кюхельбекер, Владимир Александрович Бечаснов, Владимир Федосеевич Раевский, Дмитрий Петрович Таптыков, Юлиан Казимирович Люблинский и Аполлон Васильевич Веденяпин. Дома Волконских и Трубецких были центрами светской жизни Иркутска, здесь проводились вечера, встречи, и наверняка Гончаров мог встретиться с остальными декабристами именно здесь».

Точно не известно, насколько Иван Александрович разделял идеи декабристов, но очевидно, что относился к ним с уважением и пониманием. Вот, например, цитата из романа «Обрыв»: «С такою же силой скорби шли в заточение с нашими титанами, колебавшими небо, их жёны, боярыни и княгини, сложившие свой сан, титул, но унёсшие с собой силу женской души и великой красоты, которой до сих пор не знали за собой они сами, не знали за ними и другие и которую они, как золото в огне, закаляли в огне и дыме грубой работы, служа своим мужьям-князьям и неся и их, и свою "беду"».
Тюремный роман декабриста: дворянин Ивашев в Сибири женился на француженке
Писатель, путешественник, дипломат. Как сухопутный чиновник пересёк океаны
Талант и горькая судьбина. К 175-летию со дня рождения актрисы Стрепетовой
Дух эпохи. Истории уходящей волжской цивилизации - в книге Ивана Пыркова
Поэтическое лицо русской армии. К 240-летию со дня рождения Дениса Давыдова