«Меня не отпускает «красная зона». Уже две недели прошло, как выписался из больницы, но в голову всё время лезут воспоминания: о нашей палате, её обитателях, о нянечках, медсёстрах, врачах...»
Так начал свои «Записки из Красной зоны» наш постоянный автор и друг, летописец-краевед, литератор Геннадий Дёмочкин. Он успел полежать в трех наших госпиталях, выжил, выписался домой и прежде чем приступить к своей непосредственной работе, выдал редакции отчёт о коварном враге - ковиде, своём спасении от него и спасателях.
«Видимо, стресс, который я тогда пережил, будет и ещё какое-то время напоминать о себе. Решил «выписаться», мне, похоже, это сейчас просто необходимо. Писать я начал в то утро, когда понял, что выжил, что вернулся, что дела мои пойдут на поправку. Итак...»
С возвращением, Гена!
27.10.21. 7 утра. Ночью приснился чудесный сон. Потом была эрекция. Но сон был не ПРО ЭТО, а про то, как я в редакции учил молодых коллег (парня и девушку) смело уезжать из своего города и искать себя в большой жизни. И тут звучит потрясающе красивая музыка, им подают по-королевски украшенную карету, и они радостно уезжают. (Видимо, кислород, подаваемый прямо в нос, даёт эффект эйфории, хотя вчера, например, такого и близко не было).
Ещё поспал, ещё один хороший сон (не помню, про что). Потом вскипятил воды, заварил кофе. Впервые за несколько дней! Делая первый глоток, сказал себе: «Ну, Гена, с днём рождения! С возвращением к жизни!»
... В тяжёлые минуты молился (прямо под окном красивый храм). Просил Господа оставить меня ещё пожить на этом свете, доделать дела, дописать книги, помочь детям поднять внучат... Спасибо, Господи, что услышал мои молитвы...
Про прививку
Директор учреждения, где я работаю, полгода уговаривал меня сделать прививку. Каждый день говорил мне это, я уже стал избегать встречи с ним. Упёрся как баран, наслушался разной конспирологии насчёт прививок и оставил себя вообще без защиты.
В тяжёлые минуты, прощаясь с жизнью, сто раз пожалел, что не сходил и не привился, ведь тогда болезнь проходила бы легче. Я вообще от этой темы старался закрыться (как страус - головой в песок). Но тут действует, видимо, старая формула: если ты не занимаешься ковидом, ковид займётся тобой. Вот он мной и занялся.
(Сегодняшняя приписка. Я и сейчас не очень верю в эти наши прививки, у нас в палате только двое были не привиты. Но и врачи, и практика говорят о том, что привитые переносят болезнь легче).
А спас меня один укол, который мне сделали накануне. Когда в тяжёлом состоянии меня перевезли из одной больницы в другую, мой влиятельный друг вступил в переговоры с руководством клиники, потом позвонил мне и сказал, что врачи готовятся ввести мне какой-то серьёзный препарат, что он очень помогает в этой ситуации, но может иметь негативные последствия для других органов. «Они сейчас изучают результаты твоих анализов и решают, в какой момент будет лучше сделать тебе эту инъекцию». Я чувствовал себя так плохо, что ждал этого укола как манны небесной. О последствиях старался не думать, в такой ситуации, наверное, каждый выбрал бы жизнь.
И вот где-то перед обедом в палату вошёл молодой человек, тоже в скафандре, но какой-то нездешний, не из нашего отделения. В руке - капельница. Назвал мою фамилию, подошёл, попросил приготовиться для укола в вену.
Разглядел его лицо - тонкие черты, интеллект. Предположил, что это врач-реаниматолог, больше я его никогда не видел. Общался со мной жестами: поработай кулаком, сожми кулак, разожми... Поставил капельницу с коричневой жидкостью и ушёл.
...Лекарство кончилось, уже кровь из иглы пошла обратно в прозрачную трубку, а он больше так и не появился. Убрала капельницу уже наша медсестра. Потом, при обходе, я сказал врачу: «Мне сделали какой-то укол...» - «Я знаю. Ждём ответной реакции организма». «Ответ» пришёл на другое утро: я был спасён".
Соседи: Александров
«27.10.21, около 12.00. Нас в палате семеро. Рядом со мной - глубокий старик, лет 80, похож на моего покойного тестя, фамилия АлександрОв. Тяжёлый, под кислородом, с двумя масками. Доктор сказал, что при поступлении он ещё разговаривал, я от него ничего не услышал, он только реагировал на свою фамилию, когда приходили делать процедуры - подавал голос.
На другой день ему стало совсем плохо, всё время был в беспамятстве, бился, срывал кислород, стонал. Пришли двое или трое (медсёстры? санитарки? их не разобрать). Говорят: «Этого надо в реанимацию». Привезли каталку, перегородив всю палату. Ещё какое-то время ждали, видимо, чьего-то решения. Ещё раз приходили «космонавты», может быть, среди них и врач. Тихонько совещались, женщина в сердцах заметила: «Там говорят - нам не нужны трупы!»
Ушли, через какое-то время вернулось четверо, среди них - молодой мужчина. Все вместе взялись за простыню с разных концов. «Взяли!». И он на каталке. Прощай, русский мужик АлександрОв! Вряд ли ты уже выйдешь из реанимации. Кто о тебе заплачет? Передач тебе при мне никто не приносил... Вещи собрала санитарочка.
Запомнился жест медбрата, который при мне ставил старику последний укол в живот. Парень стоял ко мне спиной, я видел, как он вынул иглу, приложил спиртовую ватку и так долго и задумчиво её подержал... Мне это показалось похожим на жест сельского священника, соборующего очередного старика своей деревни.
Соседи: Лев Толстой, Карл Маркс и прочие обитатели
27.10.21, после 15.00. Сосед у окошка - дедушка лет под 90. Напоминает и Льва Толстого, и деда из сказки «Морозко» одновременно. Самостоятельный старичок. Никаких уток, сам ходит в туалет, за что медики его всё время ругают. Говорят: «Вам надо лежать, а в туалет ходить в утку». Видимо, у него потребность двигаться, старая жизненная школа, потому и дожил до таких хороших лет и, как сказала одна медсестра, «ни одной лишней жиринки»…
Иногда дедушка подкармливает соседа - то печенюшкой, то яблочком. А сосед его - это нечто особенное... Когда я впервые вошёл в палату, то увидел грустного Карла Маркса. Лицо, шевелюра с бородой, могутность... Всё как у классика. Только шея как-то странно изогнута, но так, видимо, ему удобно лежать. Не сразу понял, в чём дело - у него нет ног. Этакий мощный обрубок с красивыми сильными руками. (Потом выяснилось, что работает только одна рука, после инсульта практически пропала и речь). Передач ему никто не носит, лежит только на спине, в памперсе. Взгляд осмысленный, с медиками общается знаками или мычанием. Трудно даже представить, каково оказаться человеку в его положении».
Продолжу описывать соседей. Возле умывальника в углу мужчина лет 60, по-моему, наиболее адекватный. С ним хоть поговорить можно. Он тут уже два с половиной месяца, медики его уже по фамилии помнят, а вчера одна медсестра удивилась: «Я уже и в отпуск сходить успела, а вы всё лежите!» У него что-то вроде астмы в результате ковида. Говорит: «Дурак был, врачей не слушал, когда говорили лежать, ходил в туалет, гулял по коридору. Теперь вот осложнение». Кислородную маску почти не снимает, говорит: «Если меня сейчас выпишут, то через четыре дня закопают».
Про туалет. Мало того, что он общий и вообще не запирается. Когда мне было плохо, я два раза чуть не упал с незакреплённого унитаза. А ведь там нередко бывают тучные и пожилые (и все больные!) люди. Что же думают они о своей родине, о своей власти? Как вообще возможно такое скотство в разгар ХХI века?!
Обход
27.10.21, после 14.00. Был обход. Сначала длинный парень (фельдшер? врач?) со всеми нами пообщался, измерил сатурацию (степень насыщенности крови кислородом, это главный показатель состояния организма). Потом пришла миниатюрная и очень милая врач Наталья Евгеньевна. Он ей докладывал, она разговаривала с больными и давала рекомендации.
Карлу Марксу пообещала, что к выходным его выпишет домой. Значит, у него есть дом. Только вот ни разу при мне ему ничего «с воли» не передавали. Ждут ли его там? Кто? Перед уходом Н.Е. прочла «краткую лекцию» по ковиду. Это мутирующий вирус, который поражает лёгкие. Как правило, развивается двусторонняя пневмония. Без пневмонии ковид редок. Уходя, сказала, что нужно терпение в борьбе с этим страшным заболеванием.
О ЗАПАХАХ. Сомнительное, но благо, что я ничего носом не ощущаю. Можно себе представить, какие ароматы в палате иногда витают. Хотя женщины, милые санитарочки, большие молодцы. Памперсы мужикам часто и ловко меняют, утки регулярно опорожняют, уборку всё время делают.
У Льва Толстого в его бормотаниях часто слышу слова «батя». Дедушке под 90, а хочется ему общаться с папой. А я вот, когда совсем доходил, часто вспоминал маму. Вспомню, и мне как будто легче.
ОКНО. Моя кровать у окна, оно огромное, пластиковое, в один пакет. Дни стоят прекрасные, ветра нет, с утра до вечера солнышко. Но вот к ночи ветерок потянул. Налепленные на пластик старые газеты (видимо, со времён жары) зашевелились, потянуло холодком. Ещё простудиться здесь не хватало. На ночь накидываю на голову полотенце.
Смотрю на это окно и думаю о зиме. Заделано оно капитально, никакой второй пакет не предусмотрен. А что здесь будет в декабре-январе? А при минус 30 с заволжским ветерком? Как больные будут спасаться?
Лев Толстой всё так же самостоятельно ходит в туалет. Утку, которая висит на кровати, упорно игнорирует - природная крестьянская стыдливость. Медсестра в очередной раз его изловила, настрожила с уткой, велела лежать и дышать кислородом. Дедуля вылежал сколько-то, а потом тихо собрался и с победным видом Льва Николаевича, покидающего Ясную Поляну, двинул из палаты.