Орошение среднеазиатской Голодной степи, разведение садов в Египте, создание зерновых хозяйств в Анголе, хлопководческих – в Мозамбике и… постсоветская реформа землепользования в Ульяновске. Таковы этапы большого пути Виктора Николаевича Гречихина, отметившего 7 ноября свое 85-летие.
Вышел в люди
А. Юхтанов: Виктор Николаевич, как вы и ваша профессия нашли друг друга?
В. Гречихин: Мои родители – коренные сибиряки. В Узбекистан перебрались, когда начались раскулачивание, репрессии. Отец кулаком не был, в гражданскую партизанил за красных на Алтае, входил в руководство сельсовета. Но, видя, что машина работает без разбору, решил от греха подальше сменить место жительства. Так семья и оказалась в Туркестане. Сам отец имел четыре класса церковно-приходской школы, мать была и вовсе неграмотная. Старший брат не доучился в пехотном училище – война, фронт, ранение. Сестра тоже ничего не окончила из-за войны. Другой старший брат тоже из-за войны ничего не окончил, работал шофёром.
– То есть миссия стать образованным представителем семьи досталась вам?
– Я был младшим, и была надежда, что именно я «выйду в люди». А я зачитывался книгами о выдающихся дипломатах. Почему-то тоже мечтал стать дипломатом. Но школу окончил так, серединка на половинку. Провалил экзамен при поступлении в Ташкентский педагогический. Прочитал в местной газете о недоборе на факультет землеустройства в Ташкентском институте инженеров ирригации и сельского хозяйства. И поступил. Мать обрадовалась, плачет: «Замечательно, что ты будешь землемером. Как сосед Иван Иванович! Хорошо будешь жить!» А я даже и не знал, что наш сосед был старшим землеустроителем района... Это всё было в 1952 году. А в 1958 году я институт окончил.
Как сливали колхозы
– Что важного происходило в те времена в сфере землеустройства?
– Шло укрупнение сельскохозяйственных производств. Техника развивалась: тракторы, комбайны. Укомплектовывать каждый мелкий колхоз в 100–200 гектаров необходимой техникой было нецелесообразно. Была попытка решить проблему с помощью машинно-тракторных станций (МТС), но в итоге от этого отказались. Остановились на укрупнении хозяйств, то есть на слиянии мелких колхозов в крупные.
– Какая часть этой работы досталась вам?
– В неё я включился, еще когда писал дипломную. Слияние хозяйств – дело непростое. Нужны были проекты межхозяйственного землеустройства. Схема расселения. Мелкие посёлки, кишлаки нужно было сселить в более крупные. И здесь должны быть медицинское обслуживание, амбулатория, аптека, клубы, кинотеатры. При этом всё надо было продумать оптимально, чтобы переездов было как можно меньше. Нужно организовать территорию, разделив ее на севообороты с учётом почвенноклиматических особенностей.
– Получается, что землемер – это и геолог, и агроном, и градостроитель…
– И экономист, и плановик, и юрист! И много кто ещё. Конечно! Ещё одно важное направление, в котором я принял участие, – начали выращивать в Средней Азии рис. Мы составляли схемы орошения. Занимались ирригацией Голодной степи для выращивания хлопка. После института я занимался укрупнением овцеводческих хозяйств под Бухарой. Знаменитый каракуль. Потом было постановление об освоении низовьев Амударьи. В 1958–1959 годах я работал старшим инженером. С конца 1959 года был уже начальником землеустроительного отряда. К сожалению, сейчас от землеустройства как комплексного развития территорий отказались. А жаль. Кажется, по прошествии времени начинают что-то понимать, но школа утеряна, специалистов нет.
Земля как почва и Земля как планета
– Вы не стали дипломатом, но кое-какие страны всё же повидали?
– Да, и общался с руководителями этих стран. Среди них – президент Египта Гамаль Абдель Насер. Видел его, вот как вас сейчас, он жал мне руку. И сам был огромный, и ладонь у него была, как две мои. Египтяне попросили Советский Союз помочь освоить 180 000 федданов (около 75 000 га) земель пустыни для создания садоводческих хозяйств – госхозов. В начале 1968 года я в составе правительственной делегации поехал на месяц посмотреть то, что хотят и просят египтяне. Комиссия была солидной – профессора. Я там был один юнец. Съездили, посмотрели. А через четыре месяца меня вызывают в СЭВ (Совет экономической взаимопомощи. – Ред.) и предлагают командировку в Египет на должность референта министра новых земель Египта. И я отправился туда на три года. Работа была для меня очень интересной: я уже имел опыт организации аграрных хозяйств.
– Что запомнилось?
– Такой, например, момент. Едем по пустыне недалеко от Каира. Вижу: территория, огороженная проволочной сеткой. И на ней 100 или 200 автомобилей ГАЗ-51. Спрашиваю: «Что это?» – «Машины, которые ваш Хрущёв подарил нам для освоения земель. Только мы не работаем на этих машинах. Они же все на бензине! А нам нужна солярка». Расставили такие из камыша плетеные щиты, чтобы не заносило песком. Не знаю, зачем…
– Выходит, помощь братским народам швыряли, даже не глядя на то, смогут ли они ей воспользоваться… Итак, вы консультировали египетских специалистов. А сами чему-то научились?
– Я ничего не знал про цитрусовые, как с ними обращаться. Изучал, и мне помогали арабы. Как выращивать, какие периоды плодоношения. Им же важно было понять, как это делать в пустыне при ограниченной подаче воды. В этом как раз помогали мы. И всё получилось. Мы делали даже проекты домов, строили населённые пункты. До сих пор эти постройки есть, земли орошаются, а продукция поставляется в том числе и в нашу страну.
– Ещё где удалось побывать?
– В Анголе, а потом в Мозамбике. В Анголе я жил в городе Уамба – втором по величине после столицы, Луанды. Во время войны там жил и руководил сопротивлением главный враг тогдашней власти страны – Жонаш Савимби. Но к нашему приезду его выбили из этого города. Боролись с ним не столько ангольские войска, сколько кубинцы. Задача была у нас – обследовать территорию страны и дать предложения по созданию зерноводческих госхозов. Я шёл в группе кубинских военных, на шее у меня висел автомат, на боку – планшет. Должность у меня была в Анголе – главный специалист государственного секретариата по продовольствию. А в Мозамбике я был просто советником по сельскохозяйственному производству.
Эпоха перемен
– Когда вы вернулись в СССР, началась эпоха перемен. Когда и как она вас коснулась?
– В Узбекистане тогда гремело дело Гдляна – Иванова. Меня назначили уполномоченным правительства Узбекистана по Ферганской долине. Я занимался проверкой производства хлопка. А потом эти данные уже анализировали: сколько куда поставляли, кому отдавали, что продавали. Я был, если можно так сказать, маленьким винтиком этого расследования.
– Да, события развивались стремительно. Потом была ферганская резня турок-месхетинцев. И русскому населению в Средней Азии стало неуютно. Коснулось это вас?
– В те годы я работал заместителем главного инженера в проектно-изыскательном институте «Гипрозем». Эту должность я занимал долго. Мне всегда нравилось место, где я жил. И до последнего не хотел уезжать. До самой заварушки в 1991 году. Но потом всё стало слишком очевидно. И я оказался в Ульяновске. Выбор города связан с работой сына, он – авиастроитель по профессии. Как специалисту мне предоставили участок под застройку, а сын продал ташкентскую квартиру.
– Что за работа была здесь?
– В это время нужно было оформлять документы на землю. Сказали: земля передаётся в собственность, Ельциным были подписаны указы и постановления. Надо было выдавать акты. Началось внедрение кадастра недвижимости. Было сложно. Одновременно чтобы выдать документ и присвоить кадастровый номер, надо было вначале всю территорию города размежевать, определить кварталы. Я создал в городском комитете отдел земельного кадастра.
– И всё – на бумаге, никакой электроники?
– Сначала да, но потом Москва прислала компьютеры. Все полученные данные нужно было переводить в электронный вид. Всё положить в автоматизированную систему земельного кадастра. Потом в каждой области появилась Федеральная кадастровая палата. Уже в 2010–2012 годах образовалась единая организация по земельно-кадастровому учету недвижимости – Росреестр. На пенсию я ушёл в 61 год. Но буквально на полгода. Затем меня пригласили на работу заместителем председателя комитета по имуществу Ульяновской области и начальником управления по землеустройству. Потом читал лекции в местных вузах. В 2015 году закончил работать. У меня вышло около 200 научных работ. Из них – 36 книг, причём пять опубликованы за границей. Сейчас пишу очередную книгу – о подъеме и падении отечественного землеустройства...
Анатолий Горшков: «Если наше село умрёт, то у власти меньше проблем будет» 
Потоптались на верхушке планеты: ульяновцы покорили Северный полюс 
10 малоизвестных фактов из жизни патриарха симбирского краеведения 
Борис Костишко: «Инженеров надо готовить, начиная с детского сада» 
Вячеслав Ковалёв: «Обломов нужен, чтобы человек вспомнил, что он человек»