Жорес Трофимов мечтает издать книги о симбирских литераторах, изучать архивы и писать, пока видят глаза и рука держит ручку. «Впрочем, текст можно и диктовать», - считает человек-эпоха, из ХIX века шагающий сразу в ХХI.
Строчили доносы
А.Юхтанов: У вас редкое имя, так ещё зовут академика Жореса Алфёрова. Почему родители вас так нарекли?
Ж.Трофимов: Жан Жорес - великий французский социал-демократ, оратор, учёный, автор 20-томной истории Франции, павший от рук убийцы ровно сто лет назад - накануне Первой мировой войны. Через 10 лет, в 1924 году, когда я родился, тело Жореса поместили в самое почётное место пантеона, невдалеке от Наполеона. Имя этого деятеля тогда гремело в Европе. И вот как отреагировали на это наши политработники. Один из них по фамилии Медведев жил в Тифлисе. Он назвал одного своего сына Роем, а другого - Жоресом. Жорес Медведев сейчас живёт в Лондоне. А Рой остался в СССР и писал книги. А я родился в Могилёве - там стояла 37 стрелковая дивизия. Так и написано: место рождения - политотдел 37 стрелковой дивизии. А в Витебске стояла другая дивизия (не помню номер). Там командиром полка был Иван Алфёров. Первого сына он назвал Марксом, второго - Жоресом. Так что имя моё мне дало время, оно же определило и мои занятия историей и литературой. Кстати, с тёзкой Алфёровым мы встретились в 2005 году в доме-музее Ленина. Я ему рассказал обо всех Жоресах, которых знаю.
- Жорес Александрович, более всего вы известны стране как автор ленинианы, а сегодня вы открываете белые пятна биографии вождя мирового пролетариата?
- Я Лениным сейчас занимаюсь меньше, чем Карамзиным или Гончаровым. Хотя и подготовил к изданию книжку «Симбирские годы Владимира Ульянова», она скоро выйдет. В основу её легла другая моя книга «Гимназист Владимир Ульянов», которая вышла в 1976 году. Сейчас я её переработал значительно. До меня все авторы утверждали, что после отъезда Владимир Ульянов не бывал больше в родном городе. А я доказываю, что бывал. И не раз, и не два, и указываю - в какие годы это было. Эта книжка - вне политики.
- Наверное, в советское время проблем с изданием книг об Ульяновых на родине Ленина не было?
- Да как вам сказать… Книгу «Гимназист Владимир Ульянов» я, например, издавал в Пензе. Здесь у меня были такие оппоненты, которые бы её не пропустили. Был один местный идеолог, которого я называю апологетом «Краткого курса истории ВКП(б)». Он писал на меня доносы в ЦК КПСС. Когда я публиковался в журнале «Нева» - он и туда письма строчил. Вместе с одним высоким чиновником - главным идеологом области. Ныне этих людей нет в живых, поэтому называть их нет смысла.
- Что вообще вас подтолкнуло стать историографом семьи Ульяновых?
- Ещё во время своей военной службы в Тбилиси я познакомился с литературой по теме. Никто из авторов не отвечал на самый главный вопрос: как случилось, что все дети директора народных училищ Симбирской губернии Ильи Николаевича Ульянова, не испытавшие на себе никакого гнёта: ни феодального, ни капиталистического, ни национального, имея все перспективы на благополучную жизнь, стали профессиональными революционерами? Я ответил на этот вопрос своей книжкой, за которую получил первую премию - «Дух революции витал в доме Ульяновых». Для этого пришлось всесторонне изучить жизнь губернии. Я изучал документы - как усмирялись крестьянские волнения, что писали жандармы, как на это реагировали те или иные представители интеллигенции, какие общественные движения были. На это я затратил несколько лет и, кстати, написал кандидатскую диссертацию «Классовая борьба и общественные движения в Симбирской губернии в 70-80-е годы XIX века». Тема в те времена была неизведанная.
За Ленина - «на ковёр»!
- Считалось, что дом, где родился Ленин, утрачен. Вы доказали обратное, сейчас это полноценный памятник под сводами Ленинского мемориала. Как получилось, что при столь масштабном увековечении памяти вождя чуть не уничтожили место его рождения?
- Анна Ильинична Ульянова, которая приезжала сюда в 1929 году, не узнала этот флигелёк. И немудрено! Когда семья Ульяновых там жила, ей было всего пять лет. Почти семьдесят лет прошло! Она сказала, что дом, скорее всего, снесён или сгорел. Но архивные документы говорят обратное. Дом сохранился, я это доказал.
- Ваше открытие получило должный отклик?
- Ещё какой! Бо́льших столкновений с КПСС - с нашим областным, городским, чем я никто не имел. Меня три раза вызывали на бюро обкома! И первый - за то, что я дал в «Неделе» (приложение к «Известиям») статью о первой симбирской квартире Ульяновых с указанием, что нашёл этот флигелёк. «Зачем вы опубликовали?» Отвечаю: «Так я опубликовал не в базарной газете. «Известия» - печатный орган Советской власти! И опубликовали они после рецензии Института марксизма-ленинизма». Упрекали меня в том, что я внёс сумятицу в процесс. Уже был готов проект строительства мемориала, утверждены все планы, сметы, а тут я со своим открытием, значит, надо всё переделывать! В итоге меня в 1967 году перевели служить из Ульяновска в Солнечногорск под Москвой.
- В конце 80-х в стране начали издавать литературу о Ленине «со знаком минус». Как вы оцениваете это явление?
- На ту мешанину, что печатают о Ленине, об Ульяновых, я, как правило, не реагирую, времени жалко.
- Но Волкогонова вы в покое не оставили…
- Волкогонова я раздраконил как следует! «Правда» напечатала: «Клеветник раздет догола». Ему предлагали со мною вести полемику или в парламенте, или по центральному телевидению. Он отказался. Тогда Зюганов взял 500 экземпляров моей книжки «Волкогоновский Ленин» и распространил её в Госдуме. После этого Волкогонов как-то сошёл на нет, и теперь его никто не вспоминает.
- Во время офицерской службы в Подмосковье, Питере, Пензе вы приезжали в Ульяновск?
- Прилетал каждые полгода. Работал в архиве, библиотеке, встречался с людьми. Анатолий Скочилов, тогдашний первый секретарь обкома, мне однажды выделил самолёт - в Ленинград лететь, где я в то время возглавлял кафедру в общевойсковом училище имени Кирова. Я летел один! Это был хрущёвский Ту-104! Его передали лётному училищу в Ульяновске. В нём были оборудованы столы рабочие.
- Как вы тогда относились к строительству Ленинского мемориала?
- Я был противником этого мемориала! Я выступал за сохранение Стрелецкой улицы. А мемориальный комплекс, если хотят строить, то куда-нибудь севернее. И я говорил не раз: настанет время, может быть через 100 лет, наши потомки восстановят Стрелецкую улицу в прежнем виде!
- И Троицкий собор восстановят?
- Нет! Троицкий собор не надо восстанавливать! Потому что восстановление этого собора сведёт на нет всю площадь Ленина, она потеряет весь свой вид, всю свою привлекательность. Построили новый собор на улице Минаева - ну, и хватит!
Карамзин на психбольницу не рассчитывал
- На протяжении всей своей жизни вы доказываете постоянно, что Ульяновск после Петербурга - вторая поэтическая столица России, и не Лениным единым известен Симбирск.
- Разумеется! Ни один провинциальный город не дал столько писателей, поэтов, каких дал Симбирск: Карамзины, Дмитриевы, Гончаровы, Минаевы, Языковы… Вплоть до Садовникова - автора песни «Из-за острова на стрежень». Но у нас нет своего книжного издательства. Нет книжного магазина, где можно было бы купить не только их произведения, но и нашу краеведческую литературу.
- Кстати, последняя из ваших инициатив: психиатрическая больница более не носит имя историографа. Почему вы на этом настояли?
- По сути - это исполнение желания сына Карамзина, Владимира. Он пожертвовал 125 тысяч рублей с условием устроить либо богадельню, либо другое богоугодное заведение. Но не дом сумасшедших! На центральном здании по его завещанию должна быть табличка «В воспоминание Валентины Ильиничны (жены) и Николая Михайловича Карамзина». Табличка осталась, она есть. Первый главврач Копосов строил колонию на таких основаниях: чтобы больные занимались полезным трудом, там были мастерские, и цветы разводили, и скот. Он занимал их и говорил, что этих людей надо приучать к какому-то труду. И лечение тогда лучше пройдёт. Заведение так и называлось «Карамзинская колония душевнобольных». Заметьте, не «имени Николая Карамзина», а просто «Карамзинская», то есть воздвигнутая на деньги Карамзиных и в память Карамзиных - Николая Михайловича и Валентины Ильиничны. В советское время колония превратилась в стандартную психиатрическую больницу. Присваивать ей имя историографа никто не просил. Сам посёлок, возникший вокруг больницы - да, пускай остаётся Карамзинским.
- Вы занимаетесь симбирской стариной. Неужели она настолько неисчерпаема?
- Я ей занимаюсь уже полвека, у меня там ещё много «знакомых». Если сумею, напишу о поэтах Минаеве, Языкове. Я пишу для старшеклассников, для студентов. Но город, о котором я пишу, не издал ни одной моей книги. Я их издавал за свой счёт.
Иван Сивопляс: «Сложность симбирского рельефа всегда напоминала о себе» 
Волгу в Симбирске воспевали поэты и художники 
Юрий Мельников: «Ученые постоянно проверяют и себя, и других» 
Самсониха. «Железная леди» ассенизаторской конторы 
Антон Шабалкин: «Гоняясь за сиюминутным, утрачиваем истинно ценное»