Но даже пройдя долгий творческий путь, не всегда видишь «небо в алмазах», и все трудности этого пути Борис Николаевич испытал на себе, не растратив при этом ни энергии, ни оптимизма, ни жажды творчества…
Повороты судьбы
Предки моей матери переселились в Приморский край с Западной Украины во времена столыпинской реформы, — рассказывает Борис Николаевич, — тогда было бурное освоение Дальнего Востока. Туда же призвали в армию моего отца — там они и встретились. В результате 7 мая 1937 года родился я… Мама, к сожалению, прожила очень недолго. Она была, как мне потом рассказывали, девчонкой бесшабашной, веселой, спортивной. Однажды искупалась в реке Уссури во время ледохода, простудилась, заболела и умерла. Это случилось в 1941 году — был ей всего двадцать один год… Я остался у бабки с дедом, поскольку отец ушел на фронт, а остальные родственники просто забыли, что он у меня есть. И очень удивились, когда он вернулся за мной после войны с Японией.
С ним мы уехали в Борисоглебск Воронежской области. Жили в коммуналке — комнатенка в двенадцать квадратных метров, печка в углу, удобства во дворе. И так получилось, что в наш город в 1949 году приехали художники — Иван Николаевич и Лидия Васильевна Франго — и поселились с нами в одном доме. Иван Николаевич вел изостудию в Доме пионеров, и я начал там заниматься. Он, кстати, и подарил мне первую мою кисточку. Они там прожили недолго — до 1954 года, после чего переехали в Ульяновск, но этого срока хватило, чтобы навсегда «заразить» меня страстью к рисованию и живописи.
Учиться, учиться и учиться…
После школы я дважды пытался поступить в Московский полиграфический институт, но, увы, безуспешно. А третья попытка совпала с международным фестивалем молодежи и студентов, и Москва на это время стала закрытым городом для всех приезжих. Так что мне пришлось поехать в Одессу и поступить в Одесское театральное художественно-техническое училище на бутафорское отделение. Но учили там, разумеется, не только делать муляжи — там я прошел полный курс обучения рисунку, живописи, скульптуре. О тех временах вспоминаю с большой любовью и теплотой — у нас был чудесный преподаватель Константин Кериакович Стомеров, грек по происхождению… Он невероятно интересно преподавал историю материальной культуры, прекрасно знал несколько языков, поскольку имел настоящее гимназическое образование. Мы к нему ходили на лекции, как на спектакли. Когда я закончил училище, мне порекомендовали продолжить обучение в Ленинграде, но у меня к тому времени уже были и жена, и дочка — пришлось искать место, где можно было учиться заочно. И таких институтов было всего два — в Москве и во Львове. Я предпочел Москву и не ошибся. Нас, заочников, многие преподаватели ценили и любили больше, чем тех, кто учился на дневном отделении. Там попадались дети «больших» родителей, «потомственные» художники, которые рано начинали «мастериться», лоботрясничать и зазнаваться…
Жил я в то время снова в Борисоглебске, работал на телевидении художником-постановщиком. Потом некоторое время в поисках интересной работы странствовал по России и заехал в Ульяновск — проездом из Сибири. Встретился здесь с Иваном Франго, и он меня сразу же привел в местный Союз художников. А замечательный ульяновский живописец Иван Васильевич Лежнин порекомендовал меня в Дом народного творчества, где я и проработал пять лет.
Работа без права на ошибку
В 1967 году, накануне 100-летия со дня рождения Ленина, мне даже предложили стать главным художником города… Но тогда эту должность занимал мой друг Рифкат Багаутдинов — великолепный мастер монументальной живописи, и я отказался. Мы с ним даже одну афишу сделали для нашего драматического театра к спектаклю «Вьюга». Я последний экземпляр этой афиши подарил театру на 120-летие. С ней в свое время был курьезный случай: она провисела всего несколько часов — в обкоме партии решили, что там Ленина «отчурбанили»…. Как я потом узнал, что-то в работах Рифката не понравилось тогдашнему первому секретарю обкома КПСС Анатолию Андриановичу Скочилову, который, как оказалось, был самодеятельным художником…
Но, конечно, если бы я отказался от должности из принципиальных соображений, у меня могли возникнуть серьезные проблемы, и я просто сказал, что мне надо делать дипломную работу — я как раз заканчивал институт.
Долгое время я занимался в основном книжной графикой, делал гравюры, экслибрисы. Я всегда любил графику — это работа без права на ошибку. Если живопись продаешь, то, как правило, расстаешься с картиной навсегда и даже порой не знаешь, где она находится. А экземпляр гравюры всегда можно оставить себе.
У меня есть целый цикл работ, посвященных строительству мемориала — я с ними участвовал во многих выставках. Одна из них была напечатана даже в отрывном календаре, а это было одно из самых массовых печатных изданий в Советском Союзе.
О вкусах не спорят, но…
Во второй половине 70-х создалась серия гравюр о человеческих трагедиях в разное время, в разных странах — Бабий Яр, Сонгми, Сабра и Шатила. Шесть работ из этой серии мне заказали для выставки «Большая Волга». Такая масштабная выставка проходила один раз в пять лет и была, по сути, одним из способов государственной поддержки людей искусства. Представители выставкома ездили по большим городам, смотрели, над чем работают художники, и если эскизы, наброски, замыслы были достойны внимания, с художниками заключали договоры на еще не созданные произведения. Сейчас, к сожалению, ничего подобного нет. А ведь, двигаясь в будущее, нельзя забывать о том лучшем, что было в прошлом, и пользоваться этим опытом. Над действительно хорошей картиной нужно долго работать, и мастерскую надо арендовать, но, увы, сейчас правила диктует рынок. «Новые русские» предпочитают покупать картины на уличных развалах. Берут то, что им нравится, а вкуса-то художественного у большинства нет… Трудно представить, чтобы те же Савва Морозов или Третьяков бродили по уличным развалам и выбирали картины.
А сейчас даже те, кто заказывает свои портреты, не находят времени, чтобы позировать — приносят фотографии, чаще всего отвратительные, сделанные абсолютно непрофессионально. Но чтобы сделать достойный портрет, нужно хотя бы узнать человека, поговорить с ним, понять характер. И писать надо с натуры! Почему-то у императора Николая II было время, чтобы позировать Серову, а у них для Склярука времени, как правило, не бывает… А искусство суеты и спешки не терпит.
Был анекдотический случай — императрица Александра Федоровна тоже была любительница порисовать, и когда Серов писал портрет Николая, подошла и начала давать советы. Серов вытер кисть, отдал ей в руки, сказал: «Продолжайте…». И ушел. Потом сам царь перед ним извинялся. У подавляющего большинства нынешних «хозяев жизни» едва ли хватит внутренней культуры на подобный шаг…
Правила комментирования
Эти несложные правила помогут Вам получать удовольствие от общения на нашем сайте!
Для того, чтобы посещение нашего сайта и впредь оставалось для Вас приятным, просим неукоснительно соблюдать правила для комментариев:
Сообщение не должно содержать более 2500 знаков (с пробелами)
Языком общения на сайте АиФ является русский язык. В обсуждении Вы можете использовать другие языки, только если уверены, что читатели смогут Вас правильно понять.
В комментариях запрещаются выражения, содержащие ненормативную лексику, унижающие человеческое достоинство, разжигающие межнациональную рознь.
Запрещаются спам, а также реклама любых товаров и услуг, иных ресурсов, СМИ или событий, не относящихся к контексту обсуждения статьи.
Не приветствуются сообщения, не относящиеся к содержанию статьи или к контексту обсуждения.
Давайте будем уважать друг друга и сайт, на который Вы и другие читатели приходят пообщаться и высказать свои мысли. Администрация сайта оставляет за собой право удалять комментарии или часть комментариев, если они не соответствуют данным требованиям.
Редакция оставляет за собой право публикации отдельных комментариев в бумажной версии издания или в виде отдельной статьи на сайте www.aif.ru.
Если у Вас есть вопрос или предложение, отправьте сообщение для администрации сайта.
Закрыть