17 апреля отмечается 100–летний юбилей создания службы пожарной охраны в Советской России. Полковник МЧС Валерий Хвостов возглавляет 24–ю пожарную часть, которая стоит на страже безопасности Инзенского района.
Инза – железнодорожный узел с нефтехранилищем, большим количеством оптовых складов и деревообрабатывающих предприятий. Город с населением 18,5 тысяч жителей окружён лесами, а в большинстве сёл пока ещё топят дровами. Опасность возникновения пожара подстерегает граждан повсюду.
«Я в пожарной охране 40 лет, 6 месяцев и 22 дня», – рапортует Валерий Иванович, ветеран службы, и ныне занимающий в ней руководящий пост.
Переформатированный
– Валерий Иванович, как вы оказались на службе, да ещё остались верны ей целых сорок лет? С детства мечтали бороться с огнём, или так сложилось?
– С детства я, вообще-то, мечтал об авиации. Зачитывался книгами о лётчиках. Но медицина ограничила меня по вестибулярному аппарату. Срочную служил в Германии, из армии решил поступить в Ульяновское военно-техническое училище, но попал в дорожную аварию (служил водителем), и пока лежал в госпитале, команда поступивших уже убыла. А на улице моего детства в Ясашной Ташле (Тереньгульский район) жил парень, который учился в Свердловском пожарно-техническом училище МВД СССР, он и рассказал мне после демобилизации о своей учебе. Я загорелся, в 1977 поступил, а в 80-м окончил. И меня распределили в Инзу.
– Значит, с мечтой пришлось проститься?
– Это не так. От представителей разных профессий можно услышать: это, мол, не моё, а вот старая мечта так и тянет. У меня не так. Я полностью «переформатировался» и полюбил эту профессию. Любая работа имеет две стороны медали. Бывают хорошие моменты, бывают сложные. И потом, я бы не сказал, что с детства хотел бы «совершить какой-то подвиг». Подвиги заранее не планируют. Такие мечты бывают от бесшабашности. Я же хочу что-то важное, нужное, полезное внести в свою профессию.
«Каникулы» с риском для жизни
– С чего вы начинали, когда оказались на службе молодым лейтенантом?
– Это были инспекторские проверки в разных учреждениях. Тогда, в 80-х годах, государство давало огромные полномочия. В домах, хозяйствах, клубах, школах, магазинах со всей серьезностью ждали визита пожарных. Как же: «Придет пожарный: опечатает, закроет, оштрафует...» Надо напрягаться, что-то исправлять. А сейчас что? «У нас каникулы, к нам не подходи!». А если пришел, значит тебе «что-то надо». В то время мы были в штате районных отделов милиции – служили инспекторами Госпожнадзора.
– Наверное, и сейчас, после Кемерово, тоже пришлось плотно проинспектировать разные объекты?
– Конечно, было поручение по структуре МЧС всей России. Работа не закончилась. На торговых центрах не остановились. Проверяем объекты с массовым круглосуточным пребыванием людей. Больницы. Ведь судьбы пациентов, которые не всегда могут самостоятельно передвигаться, вверяются коллективу в два-три человека. Переходим с проверкой к школам, ведь это кампания не одного дня.
Вслепую
– Помогли ваши инспекторские навыки в тушении настоящего огня?
– Судите сами. Я был старшим лейтенантом году в 86-м или 85-м. Сейчас есть газодымозащитная служба, когда спасатели в специальном снаряжении могут зайти в любое задымленное помещение и находиться там до полутора часов. Тогда ничего такого не было. Я дежурил в районном отделе внутренних дел по графику вместе с сотрудниками милиции. И тут звонок дежурному: горит оптовая база. А я очень хорошо знал эту базу, она одно время даже была закреплена за мной. Складские здания площадью по 1,5 – 2 тыс. кв. м, высотой 6-8 м. Материальные ценности продуктовые, сельхоз, культтовары. Обувь, ткани, одежда. Окон нет, двери огромные, стеллажи... Не дожидаясь машины, бегом прибегаю на место. Поскольку я был единственным из пожарных на тот момент, кто знал всю внутреннюю планировку, я взял ствол (сухой рукав), обвязался верёвкой длиной 30 метров и пополз. Чем ближе к земле, тем легче дышать в задымлённом помещении. Плотность дыма опускается к земле. Договорились с товарищем: он дёргает верёвку, я отвечаю. И когда я увидел сквозь черноту мерцание – то есть очаг пожара, я добрался до этого места и крикнул, чтобы дали воду. Включили давление. Я начал заливать. Потом присоединилась команда, дежурный караул. Надышался, конечно. А в 1991 году я перевёлся во вневедомственную охрану…
– Всё-таки покинули пожарную службу?
– Ну, это тогда всё относилось к МВД… Впрочем, после одного случая я понял, что моё место здесь, и вернулся. Я был тогда начальником отдела вневедомственной охраны РОВД. А случилось вот что. На территории предприятия «Химлесхоз» (Обработка древесины и добыча сосновой смолы. – Ред.) во время субботника сжигали мусор. Сожгли, разошлись по домам, а очаг остался. Погода ветреная, искры, сухой бурьян. Начали гореть цеха. От них из-за ветра огонь перекинулся на жилой сектор. Загорелось 13 домов. Это случилось 13 мая 1993 года. Вызывает начальник РОВД: «Бегом к месту пожара!» Я в недоумении: что мне, милиционеру, там делать? Оказалось, что весь офицерский состав пожарных на тот момент отсутствовал, в полном составе выехали за 60 километров от Инзы. Ни раций, ни сотовых. «Ты же был пожарным!» – говорит начальник. Я ему: «Да там есть кому руководить…» – «Некому, давай бегом!» Приезжаю, а там вся администрация города и района, ФСБ, в общем, все.
– После этого случая и состоялось возвращение?
– Да. Я понял, что в этой профессии я, оказывается, бываю незаменим. И понял, что это всё-таки моё место.
«Жизнь угасает» – опасность возрастает
– Есть в Инзе предприятия и склады. Но есть и жилой сектор, где дома всё больше ветшают… И это, наверное, создаёт дополнительную опасность.
– Раньше люди старались поддерживать и внешний вид, и состояние домов, глядя друг на друга. Один забор покрасит, и другой, на него глядя. А сейчас жизнь угасает. Работы нет, молодёжь уезжает. Когда-то в колхозах и совхозах было по 8-10 электриков. Они успевали починить проводку и у себя, и у соседей, и у родных. Сейчас этой группы умельцев не стало. На предприятиях все минимизировано, своих уже нет, вызывают со стороны. Да и за хозяйством приглядывать уже некому. С другой стороны, раньше нагрузка на проводку какая была? Одна-две лампочки, холодильник и телевизор. А сейчас и электроинструмент, и чайники и стиральные машины, и сварочные аппараты, и электронасосы – чего только нет. Так что, как ни агитируй плакатами и листовками, безопасности не прибавится.
– Инзенский район – это ещё и обширные леса. Отчего лесные пожары участились?
– Критиковать – не моя миссия, не мои полномочия. Я не политолог, а госслужащий. Но я также являюсь заместителем председателя районной комиссии по чрезвычайным ситуациям. С руководителями районных служб часто общаюсь. «Лесной кодекс», наверное, в чём-то и принёс свою пользу. Но в целом для периферии он больше увеличил проблемы. Вот у нас окраина города – где сейчас газонаполнительная станция, там образовалась настоящая «пороховая бочка». Где-то в 70-е на землях Горсовета посадили сосенки. Они выросли. Собственника нет. В земли Гослесфонда этот участок не перешёл. Арендаторы не находят нужным содержать его в порядке, прореживать. Там давно образовался бурелом. И дети хулиганят со спичками, и взрослые костры-шашлыки разводят. И мы уже заранее знаем, что по весне будет не одно и не два возгорания. Оцепить? Нереально. «Лесного хозяина» стало намного меньше. Лесников вообще не стало. Когда-то очень помогали прогоны скота через лес. Бурьян не рос, в сухостой не превращался. А сейчас и скота не стало. Даже ягоду найти – надо бурьян раздвинуть.
– Итак, пожарной опасности меньше не становится. Значит, на покой ещё рано?
– Мыслей о том, чтобы покинуть службу, пока нет. Поработаю ещё.
– Удачи вам, и поздравляю с наступающим юбилеем службы!