Два номера назад «АиФ» писал о первой в регионе операции на сердце без его остановки. Сегодня наш собеседник - врач Ульяновской областной клинической больницы Александр Юдин, который её провёл. Мы говорили с кардиохирургом о суевериях, ошибках и ответственности.
Вперёд без остановок
А. Балаев: Александр Николаевич, прежде всего хочу спросить о недавней операции на бьющемся сердце. Насколько это было сложно? И не было ли у вас мандража?
А. Юдин: Эта операция относится к высокой категории сложности. Но мы к ней готовились достаточно долго, проходили обучение, отрабатывали технику, поэтому здесь у нас изначально не было ни малейшего сомнения в успехе. Вчера (2 ноября, - авт.) мы провели вторую точно такую же операцию 61-летнему мужчине, перенёсшему обширный инфаркт миокарда. В будущем мы планируем увеличить объём таких вмешательств. И расширять спектр показаний.
- Каким образом раньше вы останавливали сердца пациентов?
- Перекрывали все магистральные сосуды, делая сердце, как говорят у нас, «сухим». Максимально на остановленном сердце, при использовании искусственного кровообращения, можно работать три часа. В кардиохирургии учитывается только «чистое» время. Всё остальное – от кожного разреза и до зашивания – занимает в среднем час и выполняется, как правило, ассистентами.
- Какая выгода пациенту от того, что его сердце при операции не останавливают?
- Исключаются все возможные осложнения, которые могут быть вызваны применением искусственного кровообращения, когда организм функционирует вне физиологических условий. Нарушается микроциркуляция в почках, страдает головной мозг. Добавьте к этому осложнения со стороны дыхательной системы, ведь лёгкие также полностью останавливаются. А на работающем сердце все эти риски исключены.
Сердечная самодостаточность ульяновских кардиохирургов | Фотогалерея
Случайные неслучайности
- Однажды в нашей беседе с Ильдусом Гумеровым (завотделением хирургии, - авт.) он сказал, что не бывает «хирургов-безбожников», что бывают случаи, когда пациент с неважными предпосылками к выздоровлению тем не менее удивительным образом идёт на поправку, и в этом, дескать, есть некое божественное провидение. Как это соотносится с вами?
- Определённые суеверия в нашей профессии в какой-то мере, конечно, присутствуют. Различные совпадения, которые можно отнести к каким-то сверхъестественным силам. Мы называем это «законом парных случаев». Когда определённое стечение обстоятельств приводит к возникновению похожей ситуации. Случаются повторения технических трудностей, схожих осложнений. И всё же я более склоняюсь к академическому подходу. Наверное, всё-таки правильно подобранные тактика лечения и метод хирургического вмешательства доминируют над чем-то мистическим. А если думать о том, что произойдёт что-то необъяснимое, лучше вообще не входить в операционную.
Фото: АиФ/ Пресс-служба ГУЗ Ульяновская областная клиническая больница
- Раньше медики произносили клятву Гиппократа, сейчас это называется клятвой врача. Не кажется ли вам, что халатность некоторых врачей в целом сводит эти, значимые, в общем-то, вещи, к формальному озвучиванию печатного текста?
- Я считаю, что это зависит от каждого конкретного человека. Тот, кто даёт клятву формально, скорее всего, в медицине не задерживается. Возможно, мне повезло, но я пока не встречал людей в клинике, которые бы не ценили этой клятвы.
- По моему разумению, медицина – это не та область, где возможны случайные люди, куда можно пойти «от нечего делать». В какой момент вы поняли, что хотите и готовы стать хирургом?
- Во-первых, я появился на свет и воспитывался в семье врачей. Видимо, это подкорректировало мою психологию: разговоры родителей на медицинские темы, специальная литература на полках, которую я читал с малых лет (сперва – из детского любопытства, затем – с осознанным интересом). У меня двое маленьких детей – четырёх и восьми лет, так вот они тоже «почитывают» такие книжки. Правда, в основном пока это выражается в том, что они их банально разрисовывают (смеётся). Но на подсознательном уровне что-то откладывается и, я думаю, влияет в дальнейшем. Как это случилось со мной в старших классах школы, когда я уже твёрдо решил стать врачом.
- А со специализацией когда определились?
- Да уже на первом курсе медфака УлГУ. Для меня сердечно-сосудистая хирургия – лидирующая и наиболее интересная область медицины.
- Свою первую самостоятельную операцию помните?
- Конечно! Это была перевязка артериального (боталлова) протока 12-летней девочке. Дети, имеющие незаращение этого протока, бледны, они хрупкого телосложения, и без операции часто погибают от осложнений. Сейчас этой барышне уже за двадцать, она здорова и чувствует себя хорошо. К слову, мы всегда отслеживаем судьбы наших пациентов.
- Бытует так называемое общественное мнение относительно того, что-де у нас, в Ульяновске, хорошее медицинское образование получить невозможно. Что вы думаете на этот счёт?
- Наш факультет – относительно тех же Саратовского или Казанского – относительно молод. Но это совсем не сказывается на качестве образования. Доля выпускников факультета в больницах региона постоянно растёт, и все они – высококлассные универсальные врачи. Многие уже имеют учёную степень.
- Как и вы?
- Да, в апреле этого года я защитил кандидатскую, как раз недавно пришло официальное подтверждение. Тема диссертации: «Улучшение результатов лечения больных после срединной стернотомии». Чтобы вам было понятно, стернотомия – это хирургическая операция, заключающаяся в рассечении грудины - для обеспечения доступа к сердцу и отходящим от него крупным кровеносным сосудам.
Рискуют все!
- Не так давно Владимир Жириновский разразился в печати энергичным монологом, суть которого состоит в том, что необходимо снять мораторий на смертную казнь. В частности, он упомянул о так называемых врачебных ошибках, сказав, что страх перед высшей мерой способен такие ошибки искоренить. Вы можете это как-то прокомментировать?
- Ну, позицию Владимира Вольфовича я, с вашего позволения, комментировать не буду. А что касается врачебных ошибок… Знаете, на мой взгляд, термин «врачебная ошибка» не совсем уместен в медицине. Потому что ни один врач никогда сознательно на ошибку не пойдёт. Это стечение обстоятельств, случайности. Есть системные подходы, есть статистика, но ни в коем случае фактор индивидуальности пациента исключать нельзя. И здесь врач, попадая иногда в неожиданную ситуацию, совершает действия, которые могут потом квалифицировать как врачебную ошибку. Но – ещё раз повторю – я не знаю врачей, которые бы ошибались осознанно. А риски присутствуют во множестве профессий.
- Могли бы вы выделить, скажем, три основных составляющих настоящего хирурга?
- В первую очередь, это – небезразличие, вообще ко всему. Второе – ответственность. И, конечно же, постоянное развитие; всякий раз нужно стремиться сделать то, что ещё вчера ты сделать не мог.
- Хотели бы вы, чтобы ваши сыновья стали врачами?
- Думаю, они сами выберут свой путь, когда станут старше. Хотя в душе я, конечно же, хотел бы, чтобы они продолжили династию.
- Могли бы вы дать совет нашим читателям, как уберечь своё сердце?
- Даже если вы чувствуете себя здоровым, хотя бы раз в год проходите обследования у кардиолога. Группа риска – это люди после 60 лет, хотя задумываться надо уже с 30. Не хочется быть банальным, но необходимо исключить из повседневной жизни табак и алкоголь, а из рациона – жирное и жареное. Кстати, наш первый пациент, которому была сделана операция на бьющемся сердце, - 43-летний Евгений М. – поклялся, что откажется от табака и спиртного, которым увлекался до инфаркта. А ещё старайтесь больше двигаться, а не ездить на машинах. Побольше гуляйте на свежем воздухе - и сердце вам ответит взаимностью.
Роман со скальпелем. Хороший хирург должен быть влюбленным 
Татьяна Губарева: «С 5 лет хотела быть только детским врачом» 
Мой сын – особенный! Материнская любовь победила приговор врачей 
Я хочу быть, как все