Алексей Храбсков – ученик прославленного актёра и театрального педагога Бориса Александрова, участвовал в создании театра юного зрителя «nebolshoy театр» и театра-студии «enfant-тerrible», творческого объединения «маленький человек». Три года назад стал вдохновителем нового молодёжного тетра, который недавно получил статус государственного. Такой Пётр Фоменко или Олег Табаков местного значения.
Говорим о молодёжи, их поиске места в жизни, их целеустремлённости и образованности, режиссуре.
Обстоятельства породили идею
В. Толстой: Алексей, так что явилось поводом к созданию Молодёжного театра – стечение обстоятельств или всё-таки идея?
А. Храбсков: Скорее, стечение обстоятельств. Идея возникла потом… На факультете культуры и искусства УлГУ идёт обучение по специальности «Актёрское искусство». Как ни странно, число желающих стать актёрами с годами меньше не становится. Каждый курс – это по сути маленький театр, с первых шагов и до дипломного спектакля. И вот студенты набора 2012 года не захотели расставаться – слишком дорого для них оказалось то, чего они достигли вместе за годы учёбы. Точно так же в своё время возникли «Мастерская Петра Фоменко» и знаменитая «Табакерка». И в 2016 году, когда курс выпускался, ребята решили, что всё «нажитое непосильным трудом» в годы учёбы слишком дорого, важно и интересно, что они не хотят расставаться. Так что предложение создать театр исходило именно от них. Сначала в коллективе было четверо выпускников и четверо студентов, а потом он начал расти, как живой организм. Получилось так, что у них было желание, а у меня – опыт и интуиция.
– А что сейчас главное в коллективе – желание актёров или опыт руководителя?
– Это их театр. Именно актёры во многом определяют и репертуарную политику, и стилистику театра. Молодёжь на многое реагирует гораздо острее, чем взрослые – и на социальную несправедливость, и на другие проблемы общества. Я и сам осознаю, что о молодом поколении ярко и правдиво может рассказать только молодёжь. Я уже не могу выразить их чаянья, поскольку всё время тянет оглянуться назад, на прошлый опыт, который им не всегда подходит.
– А в чём именно состоит суть понятия «молодёжность»?
– Едва ли это можно хоть сколько-нибудь чётко сформулировать. Можно говорить об актуальности избранных тем, но это свойственно не только молодёжи. Может быть, это понятие связано с каким-то особенным стилем, специфической интонацией, приверженностью к неким модным тенденциям. Моды никто не отменял…
Фото: АиФ/ Владимир Толстой
И в простоте бывают яркие находки
– А не пытается ли молодость упрощать то, что на самом деле сложно, многопланово, неоднозначно?
– Бывает. Впрочем, в разные времена к молодёжи были разные претензии. Какой-то мыслитель позапрошлого века, например, утверждал, что «с тех пор, как начали издавать книги, молодые люди перестали видеть мир, уткнутся в книгу и читают». Тогда были одни претензии, сейчас – другие. Утверждения, что «молодёжь уже не та», встречаются в древне-египетских папирусах. И через сотни лет будет то же самое. Старшие, как говорится, «с ярмарки», а они-то «на ярмарку». Естественно, старшим свойственно чувство ревности к лучшим годам жизни, к тем, у кого они впереди… Упрощают – да. Но и в простоте могут быть удивительно яркие находки. Молодые люди не столько упрощают, сколько недооценивают многие важные вещи или препятствия, но порой у них получается то, что на первый взгляд кажется невозможным – во многом за счёт этого и живёт наш театр.
– У вас большой коллектив. Как удавалось выживать, пока ваш театр не получили статус государственного?
– Часть наших актёров – ещё студенты, в наших спектаклях участвовали и продолжают участвовать актёры из областного театра драмы. Поначалу мы ставили только дипломные спектакли, устраивали шоу актёрских импровизаций – небольшие представления по пожеланиям зрителей, которые делались экспромтом на грани театра и цирка. Это тоже надо уметь! Далеко не все матёрые профессионалы так свободно себя чувствуют на сцене, как наши молодые ребята – Ваня Луценко, Юрий Ефремов, Виталий Мялицин. Так нарабатывался опыт, привлекалась публика. Но за счёт одних только сборов театр существовать не может, так что находились люди, которые нам помогали…
– Бывает так, что юные актёры начинают своевольничать прямо посреди спектакля?
– Режиссёрское решение – закон для актёра, это признак профессионализма, независимо от возраста, опыта, стажа. Получается, импровизация на сцене возможна в так называемом «коридоре» – не меняя замысла, либо в том случае, если что-то пошло не так, и надо выкручиваться.
– Как удалось добиться для театра статуса государственного?
– По законам диалектики количество переходит в качество. Коллектив рос, публика пошла… Ровно через год после создания театра и у общественности, и у властей вырос интерес к нашему коллективу, и я понял, что ситуация созревает. Написал письмо Ольге Николаевне Мезиной, тогдашнему министру культуры. Она начала искать возможности, но в том году найти их не удалось… Обратился за поддержкой к городским властям, но с созданием муниципального театра возникли трудности. Потом обратился лично к губернатору, на одной из его встреч с молодёжью. Он заинтересовался идеей, спросил, поддерживает ли нас Союз театральных
деятелей и директор областного театра драмы. Наталья Александровна Никонорова, конечно же, нас поддерживала и поддерживает до сих пор, за что ей огромное спасибо… Я благодарен и губернатору, за то, что он нашей инициативе дал «зелёный свет». В итоге в областном бюджете обнаружилась экономия средств, которые нам и выделили. Решили и проблему с помещением – в бывшем кинотеатре «Художественный», где осталось только завершить ремонт.
В День молодёжи «Кеды» показали прямо на улице Гончарова. Фото: АиФ/ Владимир Толстой
«Кеды» – бомба для зрителя
– Что можно назвать самым знаковым событием в истории Молодёжного театра?
– Думаю, что постановка спектакля «Кеды». Это пьеса Любови Стрижак о своего рода «потерянном поколении» – молодых людях, которые хотят состояться, но по каким-то причинам им это не удаётся. Я бы сравнил эту пьесу со ставшим когда-то культовым фильмом «Курьер» Карена Шахназарова, где Иван Ми-
рошников стал, по сути, «героем нашего времени» для середины 80-х. Гриша, мечтающий купить новые кеды, может быть, и не герой, но очень типичный представитель тех, кому сейчас за двадцать… Это мог быть провал, но мы с молодым режиссёром Сашей Лебедевым решили пойти на риск. В конце концов, проваливаться и набивать шишки – часть любого творчества. И это стало каким-то творческим взрывом и для студентов, и для выпускников, которые получили возможность делать то, что они хотели, и так, как они считали правильным.
– По какому принципу приглашаются режиссёры?
– Режиссёры у нас не приглашаются. Они есть непосредственно в нашем коллективе. Например, предложил Максим Варламов поставить спектакль «Старший сын» по пьесе Александра Вампилова. Попробовали. Получилось. Интересно. С нами работает Владимир Иванович Баев, преподаватель кафедры актёрского искусства УлГУ, наш учитель, наш педагог, который ставил дипломные спектакли, в том числе и классические. 21 сентября с ним планируем новую премьеру – «В день свадьбы» Виктора Розова.
Шекспир – наш автор
– Не вступают ли пристрастия молодёжного коллектива в противоречие со взглядами руководителя?
– Что касается моих вкусов, то я бы только Шекспира и Чехова ставил, но это слишком ответственно, и я понимаю, что пока будем расти…
– Но «Над пропастью во ржи» – тоже вещь очень непростая, однако это никого не остановило…
– И здесь был определённый риск. Особенно важно было, чтобы главный герой попал точно в ноту. Мне кажется, Виталию Мялицину это удалось. Для Молодёжного театра «Над пропастью во ржи» – это программное произведение, поскольку роман Сэлинджера именно о взрослении, о том, через что приходится проходить подростку в этот период. С режиссёром Владимиром Золотарём мы обсуждали эту постановку ещё с лета прошлого года. Сначала думали о пьесе «Ганди молчал по субботам» Анастасии Букреевой, и он сказал, что это произведение по сути – современная версия классического романа Сэлинджера. Тут я буквально вцепился в него и в эту идею.
– Ну, хорошо… А Шекспир – молодёжный автор?
– Конечно! Он вечный. Но до него надо ещё добраться. Это махина. Так что в следующем сезоне Шекспира точно не будет, но это вовсе не означает, что его не будет у нас никогда. И до Шекспира когда-нибудь доберёмся, а пока пойдём по пути экспериментальных постановок – будем таким образом искать свой язык. Обратимся к тем жанрам, которые в Ульяновске ещё не случались. Например, вербатим. Это театр монологов реальных людей, документальной пьесы, а не литературных текстов. Он основан на подлинных высказываниях и судьбах реальных людей. Это особый жанр на стыке искусства и буквального отражения реальности. Хотим попробовать себя в таком направлении, как иммерсивный театр – это когда зритель сам становится участником действия. Может быть, это даст толчок к неким открытиям. Такой поиск необходим, потому что молодые люди хотят эксперимента, хотят сказать новое слово в искусстве, и, если у них появится возможность изменить мир здесь, то и не возникнет желания искать удачи на стороне, рваться в столицы или просто «туда, где лучше».
Андрей Шкалов: «Если театр ставит классику, то он жив и будет жить» 
Кларина Шадько: «Творчество на женское и мужское не делится» 
Ушёл из жизни актер ульяновского драматического театра Евгений Редюк 
Андрей Козлов: "Если спектакль интересен, принимаешь и новации, и классику" 
Ирина Янко: «Времени на ностальгию не остаётся»