Одним из почётных гостей фестиваля авторской песни «Ломы-2023», состоявшегося неделю назад неподалёку от Ульяновска, был известный бард и рок-музыкант Андрей Козловский. Между выступлениями он нашёл время ответить на несколько каверзных вопросов нашего издания.
Фестиваль людей с хорошим вкусом
С. Юрьев, ul.aif.ru: Андрей Владимирович, мы давным-давно знакомы, и я точно знаю, что ты в Ульяновске далеко не впервые. Почему в нашем городе тебя тепло принимают – мне понятно. Но почему тебя-то сюда тянет?
А. Козловский: Меня привлекает Таня Галушкина (один из организаторов фестиваля. – Ред.)! Не ты же…
– Да я понимаю, что не я. Значит, не будь Татьяны, ноги бы твоей здесь не было?
– Ну, не только она одна меня привлекает. Здесь вообще очень много красивых девчонок, а что ещё может привлечь барда…
– Значит, желание продемонстрировать свои бессмертные произведения тут как бы ни при чём?
– Ну, насчёт бессмертности – это ты сильно загнул. Думаю, что какие-нибудь Стас Михайлов или Филипп Киркоров произвели бы куда более яркое впечатление на публику.
– Шутишь?!
– Конечно… Но на самом деле фестиваль «Ломы» собирает людей с хорошим вкусом, и, если меня сюда пригласили, значит, то, что я делаю, соответствует высоким стандартам этого мероприятия.
– А твоей самооценке это соответствует?
– Я уже много лет занимаюсь своим любимым делом. Если бы я не доверял самому себе – своим стихам, своей музыке, я бы, наверное, занялся чем-то другим.
– Я довольно часто общаюсь с людьми искусства, и многие из них утверждают, что с ними за последние года и десятилетия случилась такая метаморфоза: если раньше в основе творчества в первую очередь лежало вдохновение, то теперь это стало ремеслом, способом добычи «хлеба насущного», а потому всё-таки как-то приходится идти на поводу у публики. А как на тебя повлиял переход от социализма к рыночной экономике?
– Творчество для меня – процесс самоценный. Если написал песню и сам безумно рад тому, как это у тебя получилось, это и есть самая высокая оценка. «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» И всё тянет спеть эту песню себе самому. Увы, с годами всё больше находишь причин, чтобы песен не писать. И то, что получается, нравится мне далеко не всегда. И всё-таки стараюсь посвящать этому хоть какое-то время каждый день.
– Удаётся?
– Не всегда. Было время – работал на Севере. Когда на морозе занимаешься сваркой труб, бывает не до творчества. Сил оставалось только на то, чтобы поесть и заснуть. Но потом наступала весна, и удавалось буквально за месяц полностью обновлять свою программу. Случаются и Болдинские вёсны… Главное – чтобы никто не отвлекал.
Только чтобы песен не писать
– Я даже как-то себя неловко почувствовал оттого, что сейчас тебя отвлекаю от творчества.
– Нет! Сейчас я вообще бездельник! Я придумал себе, что у меня маленький сын, надо дом достраивать, огород вскапывать, траву косить… В общем, много разных занятий, всякой ерунды напридумывал себе – только чтобы песен не писать.
– Кстати, чем ты объяснишь, что твои ранние песни были как-то ближе к тому, что называют классической авторской песней, а более поздние вещи – скорее, рок или что-то трудно поддающееся классификации?
– Среди того, что я сотворил года до 90-го, очень много произведений, написанных в миноре. Но однажды понял, что любую песню в миноре написал вовсе не я! Её написал Гендель или какой-нибудь другой композитор-классик. Барды вообще стесняются признаваться, что они пишут песни на музыку Вивальди или других классиков. Мол, это не Чайковский, а Козловский написал! Фига с два! Всё равно Чайковский. А в мажоре подобного рода классических вещей, которым тянет подражать, значительно меньше. Потому я и увлёкся написанием песен именно в мажоре. И для меня показательно: если человек пишет в мажоре, то это точно – творческий человек. Он точно не тырит мелодии у Жана-Батиста Люлли или того же Генделя.
– Ну, барды тырили не только у классиков, но и в западно-европейской эстраде. У того же Визбора таких песенок немало.
– Но и в мажоре он тоже много чего написал. Да и вообще оригинальных мелодий вообще крайне мало. Их не может быть много. Мы говорим: «Мы – композиторы». Да мы не композиторы. Даже у людей толковых типа Эрика Клэптона есть отговорка. Он делает какой-то рок-н-ролл и пишет: «музыка традиционная». Я бы на месте всех бардов, кто пишет в миноре, писал бы то же самое. Песня моя, а музыка – традиционная… Если ты после ля-минора взял ре-минор – это музыка, которую кто-то когда-то уже написал.
– Есть такой житель Ульяновска – Владимир Карунов. Так он написал всего одну песню – и ту на стихи Маяковского и музыку Верди.
– Ух ты! Ну, клёво! То же самое сделал Лёха Хвостенко – у него есть песня на стихи Анри Волхонского и музыку Франческо да Милано. «Под небом голубым есть город золотой…». Гендель и Бах так распахали музыкальную «целину», что после них кажется, что уже и делать нечего. Иоганн Себастьян Бах – мой любимый композитор, и мне порой бывает перед ним несколько неудобно… Но я очень радуюсь, когда замечаю, что он оказал какое-то влияние на то, что получается у меня.
– Режиссёр народного театра из фильма «Берегись автомобили» давным-давно высказал такую мысль: «Насколько Ермолова играла бы лучше вечером, если бы она днём, понимаете, работала у шлифовального станка». Помогают ли барду повседневные труды в его творчестве?
– А о чём писать песни, если ты только тем и занимаешься, что пишешь песни и всё? А надо чем-то ещё заниматься – канаву копать, например, забор красить.
– То есть заборы красить ты не бросаешь?..
– Я никогда не был профессиональным бардом. Кем я только не был: сварщиком, технологом, механиком, каменщиком, вальщиком леса, трактористом…
– Тем не менее популярности ты добился.
– Не добивался я ничего. Всё как-то само... Ну, подумаешь, девушки любят фотографироваться с престарелым Козловским, но это ещё ни о чём не говорит. Это Дима Билан популярен, а я себя таковым не считаю.
– Ну, Дима Билан – это про массовость аудитории, а Андрей Козловский – это всё-таки про качество.
– А вот качество своей аудитории я действительно ценю. Это люди с хорошим вкусом. Их не так уж и много, но они есть. В своё время, когда в эпоху перестройки проводили исследования популярности различных неформальных движений, когда слёты авторской песни собирали десятки тысяч людей, это всё равно оказались доли процента от общей людской массы. Так что не стоит преувеличивать. А то, что какая-то девушка, завидев меня, кричит «Ох, Андрей, можно мне с вами сфотографироваться?» – это тоже своего рода бонус, но не самый важный. Куда важнее сам процесс творчества и люди, которые действительно тебя понимают.
Можно ломать, а можно строить
– Кстати, смысл песни Козловского про «лифт на родину Мао» и до меня дошёл далеко не сразу. Может быть, потому, что звучало это несколько непривычно на фоне более ранних вещей?..
– Ну, после палаток и ледорубов порой бывает трудно переключаться на иные материи.
– Насколько я помню, Андрей Козловский в творчестве до палаток и ледорубов никогда не докатывался…
– На самом деле, здорово, что есть разные жанровые течения, и прекрасно, что есть те, кто продолжает писать в миноре. Тех, кто пишет в мажоре в авторской песне, конечно, намного меньше. И это не очень хорошо. Минор – это такая демоническая тональность, которую в былые времена во многих странах и культурах просто запрещали. Например, в Древней Греции. В Древнем Китае за минорную песню могли просто казнить! Да взять исконно русские песни – все они мажорные, радостные. Песня – это стихия, это камень, это ветер, это огонь! Можно ломать, а можно и строить. Можно переживать горечь поражения, а можно и побеждать в битве! И когда я понял, что у меня получается писать в мажоре, я очень порадовался. Из того, что я пишу сейчас – девяносто процентов в мажоре.
– Ты же говорил, что занят стройкой и воспитанием сына, а писать песни некогда…
– Воспитанием я не занимаюсь. Я сына выращиваю! Сейчас ему восемь лет, и он видит: вот я строю дом, вот я копаю канаву, вот я пою песни. Думаю, что это самый верный способ растить детей.
– Но есть дети, которые знают и понимают порой больше, чем взрослые.
– Точно! Я очень подружился с фолкерами, или, как их ещё называют, с народниками. Есть такой чудесный пианист Сергей Филатов, президент фестиваля «Атмосфера», я у него как-то был и встретил девочку Алёнку лет девяти, которая пела какую-то народную песню. Спросил, чем она собирается заниматься летом, и она ответила: строить храм. Я удивился: доски пилить? Кирпичи таскать? Нет, говорит… Оказалось, что младшая группа ансамбля «Веретёнцы» собирается в Калужскую область. «А там люди живут, и они петь разучились. А мы покажем, как это делается. Они научатся и храм построят…»