Елизавета Фурашова – личность для города поистине легендарная. Многие десятилетия она посвятила тому, что лечила людей, а потом учила этому студентов.
До 90 лет она продолжала работать – и как врач-невролог, и как педагог медфака УлГУ. Через год и четыре месяца Елизавете Алексеевне исполнится 100 лет, но удивителен тот факт, что живёт она не только воспоминаниями, но и планами на будущее.
Важно всё, что было в жизни
С. Юрьев: Елизавета Алексеевна, о такой насыщенной жизни, как у вас, можно только мечтать. Правда ли, что настоящий врач остаётся врачом навсегда?
Е. Фурашова: Я окончила Воронежский медицинский институт и получила диплом врача за несколько месяцев до окончания Великой Отечественной войны. И в 1945 году приехав в Ульяновск, жила и работала только здесь. Уже через полгода вышла замуж за фронтовика Владимира Фурашова, тоже врача, только лора, растили в этом городе детей – троих сыновей. Менялись только места работы, но профессия, о которой мечтала с детства, до сих пор остаётся со мной. Правда, применить свои знания на практике сейчас не всегда позволяет врачебная этика. Я иногда, в силу своего возраста, ложусь в больницу – подлечиться. И ко мне порой обращаются за консультациями мои бывшие пациенты или незнакомые люди – по их рекомендациям. Но я не могу вмешиваться в процесс лечения, поскольку у каждого из них есть свой лечащий врач. Объясняю. Соглашаются.
– Какой момент вашей долгой трудовой жизни вы считаете наиболее важным?
– Едва ли здесь можно выбрать что-то одно. В областной больнице я проработала более пятнадцати лет, продолжая совершенствоваться в профессии, постоянно повышая квалификацию. А когда возникла необходимость создать в городе неврологическую службу, появился неврологический стационар на тридцать коек в 1-й городской больнице, находившейся тогда на улице Рылеева. Я его организовывала, подбирала кадры и десять лет им заведовала.
Хорошие врачи есть
– Некоторые правила существуют, чтобы их нарушать.
– Конечно. Есть, например, народные методы, не признанные официальной медициной, но есть и врачи, которые знают, что они дают лечебный эффект. Я сама применяла лечение пчелиным ядом, зная, в каких случаях это наиболее эффективно. Или другой пример: как-то в середине 60-х обратился за помощью мужчина лет тридцати, весь согнулся, стонет. А я накануне прочла статью в медицинском журнале о том, как врач из глухой провинции успешно применял в таких случаях смесь – стакан поваренной соли на два стакана снега. Всё это в полиэтиленовый мешочек – и на больное место. Трёх суток не прошло, как пациент о боли своей забыл.
– Официальная медицина тоже ведь на месте не стоит?
– Следить за последними научными статьями – обязательная часть профессии. Тем более сейчас, когда новые достижения в медицине появляются постоянно, я продолжаю читать книги по специальности. Познать всё, конечно, невозможно, но для меня это всегда было не только профессиональной необходимостью, но и
огромным удовольствием.
– Сейчас пресса очень редко пишет о врачах, а если пишет, то чаще это критика современного здравоохранения. Критиковать, конечно, есть за что. Но ведь и хороших врачей, которые любят свою работу, для которых главное – забота о пациенте, и сейчас очень много. Увы, сам статус профессии, к сожалению, упал. А ведь были времена, когда быть врачом было почётно. Помню, когда по радио исполняли песни по заявкам радиослушателей, три года подряд то ли коллеги, то ли пациенты заказывали для меня к 8 Марта песню «Люди в белых халатах». Эту песню уже мало кто помнит, да и вообще сейчас не звучат песни о людях, о профессионалах, об их труде. А жаль. Меня, например, в 1966 году наградили орденом Ленина. А сейчас врачей орденами награждают? Что-то я о таком в последние годы и не слышала. Это неправильно, и я готова заявить об этом с самой высокой трибуны. Бояться мне нечего. Могу позволить себе говорить всё, что думаю.
– И всё-таки – если сравнить советские времена и нынешние.
– Когда-то я организовала диспансеризацию невралгических больных – тех, кто страдал радикулитом, остеохондрозом, гипертонией в начальной стадии. Тогда на заводах и в учреждениях были свои медсанчасти, которые и направляли людей дважды в год на более тщательную диагностику. А по итогам кого-то отправляли на курорты, кого-то переводили на более лёгкую работу. Не уверена, что сейчас был бы такой же результат. Но здесь проблема не только в медицине. Изменилось само общество.
Когда открыли БСМП, неврологию перевели в Заволжский район, а мне к тому времени перевалило за сорок пять лет, было уже трое детей, и каждый день ездить на работу за Волгу я категорически отказалась. Этому обрадовался тогдашний главный врач областной клинической больницы и пригласил меня вернуться туда. И тогда такую работу перенесли и на область – подобную диспансеризацию проводили уже в сельских районах. Эта система продолжала действовать вплоть до начала 90-х годов. После 1993 года эта система начала угасать, и только с недавних пор профилактике подобного рода начали вновь уделять внимание.
Династия
– Но ведь всё, что вы делали, не прошло бесследно.
– Мой стаж работы в неврологии – 66 лет, а последние девять лет преподавала на медицинском факультете УлГУ. Несколько моих учеников – заслуженные врачи России, шестеро имеют учёные степени, и ещё многим удалось передать не только знания и навыки, но и любовь к профессии. Преподавательскую работу вела до 90-летнего возраста. Могла бы и дольше – силы-то были. Некоторое время даже жалела, что ушла. Могла бы ещё многое дать молодёжи.
– Насколько я знаю, вам удалось основать врачебную династию?
– Да, мои сыновья пошли по моим стопам. Старший, Виктор, был судмедэкспертом, но прожил не слишком долго, потому что находился в состоянии постоянного стресса. Слишком часто ему приходилось сталкиваться с насильственными смертями, а это непросто пережить. Среднему сыну, Дмитрию, сейчас 65 лет. Заслуженный врач, уролог, кандидат медицинских наук, автор многих научных работ. Младший, Александр, окончил политехнический институт, но в последние годы переквалифицировался. Ездил в Индию, там обучился на педагога по йоге, а это тоже практически врачебная специальность. У меня семь внучек, и одна из них сейчас учится на четвёртом курсе мединститута. Надеюсь, что будет заниматься наукой. Я и сама об этом мечтала, но не получилось – всё время пришлось посвятить практической медицине и семье. Ещё одна внучка – логопед. Династия продолжается. Есть три правнучки, но им ещё предстоит выбирать жизненный путь.
– Вы живёте на четвёртом этаже в доме без лифта, но в четырёх стенах не сидите. Не трудно?
– Я пережила войну, много других трудностей, так что четвёртый этаж – это не так страшно. Это преодолимо.
– Елизавета Алексеевна, а можете рассказать, как дожить до ста лет умницей и красавицей?
– Я люблю жизнь и всё новое, что она даёт. Люблю театры, люблю хорошую музыку, хорошее кино, много читаю. К сожалению, за последний год возникли проблемы со слухом, но концерты симфонической музыки слушать ещё в состоянии. А вот то, что актёры в театре говорят со сцены, уже с трудом. Но через год и четыре месяца надеюсь отметить своё 100-летие, и хочется верить, что и после этого интерес к жизни не угаснет. Человек живёт до тех пор, пока ему это интересно.
Из книги г. Дёмочкина о Фурашовых
На подступах к лечебному делу
Воронежский институт в Ульяновске помещался в красивом здании на Венце, где сейчас размещается сельхозакадемия. Кроме учебы, опять хватало всяких работ. Заготовка дров, например, была заботой студентов. Ребята на берегу Волги баграми вытаскивали из воды брёвна, а мы, девчата, став цепочкой, затаскивали их в гору, на наш хоздвор. На холоде, с замерзшими руками. Сами эти брёвна и пилили, и раскалывали…
Весной 1944 года работали на вспышке септической ангины. В сельской местности люди от голода ели перезимовавшую в полях картошку – перемороженную, гнилую. И заболевали некротической ангиной: миндалины у больных гноились и распадались, происходило заражение крови – сепсис. Многие умирали. На борьбу с этой болезнью мобилизовали весь наш курс, нас отправили в Тереньгульский район… Ежедневно делали дворовый обход, измеряли больным температуру, считали пульс, давали лекарства.
О супруге
Владимиру Афанасьевичу (лор-врач, прошедший войну) трудно было смотреть фильмы о войне. Если там ещё какой-то человеческий сюжет или о любви, он досматривал до конца. Очень ему нравился фильм «Офицеры». А там, где постоянные бои и люди гибнут, – это он не мог видеть. Иногда говорил мне в кинотеатре: «Давай уйдем». Вставали и уходили.
Я как могла все годы берегла его. И детям всё время говорила: у папы очень трудная работа… А какая у него работа, я поняла давно. Однажды я присутствовала на операции, которую делал мой муж. Восьмилетний мальчик подавился пуговицей. Его держали две няни, наркоз был только местный, он страшно бился, хрипел. А Владимир Афанасьевич бронхоскопом должен был войти в дыхательное горло и ничего другого не поранить. Я старалась беречь его покой и его руки - руки хирурга.