Живёт в посёлке Мостовая на улице Звёздной интересный человек. Зовут его Владимир Владимирович. Однако интересен он не только схожестью имени-отчества с нашим президентом. Главное, о чём хотелось узнать ещё перед нашей с Сидоровым беседой: зачем он, имея собственный бизнес, который кровью и потом начал практически с нуля, взваливает на себя ворох общественных забот, не имея с этого никакого прока.
…И ТОС «воскрес»
А. Балаев: Владимир, скажите честно: вас долго уговаривали возглавить ТОС «Мостовая Слобода»? У вас ведь кроме этого ещё и бизнес, работа в Общественной палате, центр помощи осуждённым, семья, наконец…
– Трудно работать с людьми?
Нельзя просто сидеть и ждать, что тебе что-то дадут, ничего не отдавая при этом взамен. Такова жизнь.
– Как я понимаю, работа с людьми всё же даёт результаты. Вот и губернатор ва с отмечал благодарственным письмом…
– Это, конечно, приятно, когда работу оценивают. Но прежде всего её должны оценивать те, кто живёт в Мостовой. Я же не ради администрации бегал минувшим летом в июле во время ливней, которые буквально смыли наши дороги. И ругался с «ответственными лицами», которые не торопятся нашу дренажную систему ремонтировать, тоже не за грамоты. Просто я не из новостей знаю – что такое «Мостовую опять затопило». Вот и весь стимул.
«Птичку жалко…»
– А каким образом дело дошло до создания в 2014 году «Центра социальной и трудовой адаптации «Свобода»? Вы делали свой бизнес, если не ошибаюсь, обеспечивали работой осужденных. Для них это уже помощь. Зачем понадобился центр?
– Это, наверно, с детства надо начинать. Мне всегда всех было жалко. Бывало, нашёл птичку раненую – несёшь домой лечить. Дочка моя до сих пор, а ей сейчас 23 года, таскает домой раненых ворон. Мы каждую возим к специалистам, однажды даже рентген вороне делали в «ветеринарке». Потом птица эта какое-то время жила у нас в вольере дома.
Даже в нашем центре «Свобода» я иногда выделял комнату под раненых орлов, которых в центре спасения птиц просто негде содержать было. А что делать, если им не хватало помещений? Так вот и зимовали у нас с бывшими зеками раненые пернатые хищники.
Вот и получается, что к созданию центра подвигло простое человеческое желание помочь.
– И много нынче постояльцев в центре?
– Поймите, мы не стараемся набрать как можно больше для галочки. Дело-то не в количестве. Есть человек, обратившийся к нам за помощью, – ему мы и стараемся помочь. Вот конкретно сейчас у нас один человек. Когда он обратился к нам, при нём из документов был только… советский паспорт. Этот человек в своё время сбежал от межнациональной резни из Таджикистана. Здесь – волею судеб – попал за решётку. Потом опять. Фактически он сейчас – бомж.
– А государственные органы разве не помогают таким людям?
– Пару месяцев он провёл в миграционном центре, после чего оттуда его попросили. У него, помимо паспорта СССР, на руках справка с определением «нежелательное пребывание на территории РФ до 2023 года». То есть он не нужен ни в Таджикистане, ни в России решительно никому! С его слов, у него двое сыновей, один из которых живёт во Франции, другой – воюет в Сирии. Выехать ни к тому, ни к другому он, как вы понимаете, не может. Лечить его также никто не торопится. А тут – как на грех – он серьёзно заболел, что-то хроническое обострилось. Скорая приезжала по два-три раза к нему, после чего у них сдали нервы и ему сказали: «Достал ты нас!» А он между тем уже пожелтел весь.
Дайте людям «Свободу»
– И как вы поступили дальше?
– Позвонил на горячую линию Минздрава. Объясняю им ситуацию. Девушка в трубке говорит: «А вы не ту циферку добавочную набрали – нужно «один», а вы набрали «двойку», сейчас я вас переключу».
И сбрасывает. Хотя и «двойка», и «единица» сидят в одном кабинете. Так вот двадцать с лишним минут, после того, как меня «переключили», я не мог до них дозвониться. Я звоню в приёмную министра Абдуллова, представляюсь членом Общественной палаты, – что чистая правда, – и меня перенаправляют на заместителя. И только после этого нашего подопечного приняли врачи, хотя до того гнали прямо с порога. Слава Богу, ему всё-таки помогли. Это я к вашему вопросу о том, «зачем и почему я этим занимаюсь». Так что нет у нас стремления тупо набрать в центр кучу народа не знамо зачем, цель другая – конкретная помощь конкретному человеку. А сколько их – вопрос десятый.
Работа – прежде всего
– Я знаю, что вы помогали таким людям и с трудоустройством. Но многие ли из них реально готовы работать, положа руку на сердце?
– Вопрос действительно «больной». Сейчас в области – более семи тысяч осуждённых, а работают лишь 900 из них. Между тем на содержание каждого тратится 25 тысяч рублей в месяц – каждого кормят, лечат, одевают и так далее. Я подсчитал, кстати, что на содержание осуждённых тратится половина областного бюджета, это если по цифрам. Я это к тому, что многие, освободившись и помыкавшись на свободе за 15 тысяч в месяц, опять стремятся на зону – на «полный пансион». Я знаю некоторых старичков, которые туда специально умирать идут. Хоронят-то бесплатно. Нынешний постоялец центра Константин частенько высказывается об этом вслух. Поэтому, пока условия содержания в колониях будут лучше, чем на воле, рецидив будет только увеличиваться. Вот если бы заставить каждого «пахать» за себя самого, ситуация изменилась бы.
– Но как заставить заключённого работать, если ему это, к примеру, не по понятиям?
– На сегодняшний момент практически никак. Тем более что мест рабочих в колониях создаётся крайне мало. В начале нулевых, когда я начал бизнес по производству уазовских запчастей, я обеспечивал работой осуждённых на «двойке» и «четвёрке» (Местные колонии. – Ред.). Вообще этот вопрос должен решаться законодательно. У нас уже есть кое-какие наработки. Многие из них предложил Алексей Нецкин, бывший начальник нашего УФСИНа. Он давно в этой системе, и трудно найти консультанта более ценного в таких вопросах. На пенсии Алексей Алексеевич «загорать» не собирается, так что теперь мы с ним в полном взаимодействии.
Кстати, не будь у меня работы, я не смог бы обеспечить ею других. И я знаю, что такое – выживать. Пока я служил в Советской Армии, страна рухнула, и мы пришли на её развалины. Я работал на УАЗе, а по ночам собирал вручную зеркала заднего вида – по два рубля за штуку. На работу иной раз приходилось пешком ходить, потому что денег на проезд элементарно не было. Это я говорю для нынешних молодых людей, которые «очень устают в офисе».