Эти и другие вопросы «АиФ» задал директору института медицины, экологии и физической культуры УлГУ Владимиру Мидленко.
Сколько в медицине наших?
Т. Захарычева: Владимир Ильич, так на самом деле в ульяновском здравоохранении теперь работают в основном ваши выпускники?
В. Мидленко: В медучреждениях областного центра каждый второй-третий врач – выпускник нашего медицинского факультета, в районах области – пока приблизительно каждый пятый. Наши выпускники работают главврачами, заведующими отделениями, врачами не только в Ульяновске, в регионе и даже не только в России, но и в большинстве стран Европы. Да, у нас молодой вуз, медицинский факультет в ульяновском филиале МГУ (Сейчас УлГУ, – Ред.) открылся только в 1989 году, но так сложилось, что благодаря распаду Советского Союза он получил мощный кадровый ресурс. Сюда приезжали врачи и учёные из разных республик – Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Украины, Прибалтики – со своими идеями и опытом, с разными подходами. И был очень жёсткий отбор. Команду набирал Тофик Зиятдинович Биктимиров, в 2011 году он ушёл из жизни, и медицинскому факультету было присвоено его имя.
– Пытались, и не один раз. Первый раз – ещё в 1919 году, когда создавался симбирский пролетарский университет, но не получилось. В 1943 году сюда был эвакуирован Воронежский медицинский институт, который, кстати, находился в нашем здании. Планировали, что после войны он здесь и останется, но институт уехал. А к столетию Ленина к нам чуть не переехал Самарский медицинский институт.
– Есть разница между традиционным медицинским институтом и мединститутом в структуре классического университета?
– Есть, и, анализируя наш опыт, я вижу большие преимущества второго варианта. Мы создавали институт медицины, экологии и физической культуры, и тогда, может быть, сами до конца не понимали, куда это выведет. Теперь видим, что получилось очень хорошо. Здоровье только на 15 % зависит от медицинской помощи. А мы, по сути, создали единственный в России институт здоровья. Вот наглядный пример: известно, что самая высокая смертность – от сердечно-сосудистых заболеваний. В Ульяновске создана сеть сосудистых центров, которые позволяют оказать помощь больному с инфарктом или инсультом в течение «золотого часа» и снизить летальность с 40 % до 10 %. Но если нет хорошей реабилитации таких больных, то к концу года показатели летальности сравниваются с регионами, где сосудистых центров нет. Сейчас наш медицинский институт стал опорным для региона. Значит, таким, который должен приносить конкретную пользу, поэтому одна из наших программ как опорного института – «Реабилитационный центр».
Отчего кадровый голод?
– В Ульяновске врачей не хватало в начале 90-х. Но ведь и сейчас, когда у нас есть мединститут, не хватает.
– Эта проблема не только Ульяновска. В Москве и в Московской области тоже не хватает врачей, хотя там не один медицинский вуз. Врачи уходят на пенсию, уезжают из региона. Ротация – 200-300 человек в год. Мы не успеваем закрывать потребности в кадрах. Сейчас в Минздраве приняли решение, что выпускнику медвуза достаточно пройти после шестого курса аккредитацию, чтобы работать в первичном звене участковым терапевтом. Может быть, это и необходимое решение, но тогда меньше ребят пойдёт в ординатуру, чтобы пройти специализацию по выбранной специальности. А ведь окулистов, лор-врачей, кардиологов тоже не хватает.
– А сколько студентов вы приняли в этом году на медицинский факультет?
– У нас около 180 бюджетных мест. А поступило в этом году 650 человек. Из них 300 – иностранцы. К нам приезжают учиться даже из Израиля, хотя считается, что там лучшая медицина. Мы интересовались, в чём тут дело. Оказывается, ребята из Израиля, отучившись у нас, возвращаются домой и с первого раза сдают квалификационный экзамен.
– Многие считают, что в медвузы принимают слабых ребят на платной основе. Вы анализировали, как учатся такие студенты?
– Анализировал. На первых курсах они действительно могут учиться хуже бюджетников. Видимо, по инерции, как в школе, не перенапрягаются. А потом многие не только выравниваются, но и обходят тех, кто поступил на бюджет. Если человеку интересна медицина и он хочет стать врачом, то возьмётся за голову. А если нет, то уйдёт. Бывает, что и уходят. Платно или не платно, но в медвуз поступают в основном хорошие ребята, ведь у нас и проходной балл неплохой.
Какой хирург хороший?
– Владимир Ильич, вы наблюдаете своих учеников в работе?
– Конечно! Кафедра госпитальной хирургии, анестезиологии, реаниматологии, урологии, травматологии и ортопедии, которой я заведую, более двадцати лет, работает в БСМП. (Сейчас – Центр специализированных видов медицинской помощи. – Ред.) Так что я работаю рядом со своими учениками: мы вместе проводим пятиминутки, обсуждаем, как обследовали больных, как лечили, какой диагноз ставили, какую операцию сделали. Кафедру приглашают на обсуждение, если поступил тяжёлый больной. Сейчас легко работать, у нас полное взаимопонимание. А вот когда я только приехал в Ульяновск из Семипалатинска молодым доктором наук, заведующий считался единственным авторитетом в отделении. Врачи первыми заходили в палату на обход, а потом уже я. Через год всё изменилось. Я не говорю о себе, а в принципе о ситуации: все наши кафедры работают в больницах. Институту это нужно в равной степени, как и больницам. Ну как я могу преподавать хирургию, если я не хирург?
– А какого хирурга можно назвать хорошим?
– Класс хирурга не в том, чтобы он мог сделать большую сложную операцию, а в том, чтобы он мог вовремя отказаться от операции. А это очень сложно.
– Почему?
– Потому что после шестого курса всё знаешь и диагнозы ставишь направо-налево. А чем больше работаешь, тем больше появляется сомнение.
– А ещё о хирургах говорят, что им лишь бы что-то отрезать…
– Это говорят о плохих хирургах. А о хороших говорят так: «Бог терапевту дал две вещи –слово и траву, а хирургу – слово, траву и нож». Если хирург только ножом работает, это не врач, а цирюльник. Организм не любит, когда в него без нужды залезают. Если он готов к операции, тогда всё получается. А если нет, то больной будет мучиться. Так что хирург не должен и не может знать меньше терапевта. Голова впереди рук должна бежать.
– Этому вы учите своих учеников?
– Этому обязательно учу. А ещё говорю, что перед любым авторитетом можно снять шляпу, но нельзя снимать голову. Мы не должны страдать периферийностью: не можем работать хуже, чем работают врачи в столичных клиниках. Должны ставить высокие планки и достигать их. Если бить в одну точку, то вообще всё получается. Когда в начале 90-х мы только приехали в Ульяновск, здесь было всего 11 кандидатов медицинских наук. А сейчас – десять докторов наук только наших выпускников. В нашем институте сформировались научные школы такого уровня, который позволил нам полностью укомплектовать диссертационную комиссию своими экспертами по всем специальностям. За десять лет в нашем диссертационном совете защитилось более 170 человек (из них 23 докторские диссертации) со всей России – от Сочи до Мурманска, от Якутска до Калининграда. У института есть свой, ВАКовский (!), медикобиологический. Вот это говорит о качестве подготовки врачей у нас. Я ещё раз повторяю: нельзя страдать периферийностью и думать, что если мы живем в провинции, то у нас может быть какой-то другой, более низкий уровень работы.
– В Ульяновске много династий врачей. Как вы считаете, любовь к медицине – вещь заразная?
– Возможно. Мои родители не были медиками, но, как выяснилось, два двоюродных деда работали врачами, только потом один уехал в Польшу, а второй – во Францию. Сейчас у меня большая медицинская семья, в которой три доктора медицинских наук и четыре кандидата наук. Для меня это большая радость.