Сергей Поляков известен как учитель учителей. В основе его трудов в области педагогики и психологии – не только годы научной работы, но и богатый жизненный опыт. Он поделился своим мнением о том, каковы пути выхода из той непростой ситуации, в которой в силу различных причин оказалось наше общество.
Почему бросаемся в крайности?
С. Юрьев: Сергей Данилович, что-то я в последнее время всё чаще замечаю, что на улицах и в прочих общественных местах граждане стали вести себя куда более нервно, чем обычно. Конечно, людей можно понять – тут и надоевшая всем пандемия, и начавшаяся военная спецоперация. Каков, на ваш взгляд, психологический механизм нарастания беспокойства в обществе?
– Прежде всего, интересно, почему люди предпочитают бросаться в крайности: делиться на ярых сторонников вакцинации и антипрививочников, безоглядно поддерживать спецоперацию, и, наоборот, выступать категорически против. В любом случае, доминируют эмоции, а не попытки здраво оценить ситуацию.
– Эмоциональная оценка ситуации естественна для человека. Возьмём ту же пандемию... Кто–то пытается заслониться от главного мелочами – решает, надо ли носить маску на улице, какого она должна быть цвета, из какого материала её делать и так далее, кто-то просто убеждает себя, что всё нормально, что его лично возникающие проблемы не коснутся. Есть люди с высокой эмоциональной чувствительностью, у которых малейшее недомогание вызывает уверенность в том, что всё плохо, что это именно ковид. Бывают люди, которым вообще свойственна устойчивая депрессивность, которые готовы смириться с тем, что всё плохо и лучше не будет. В наиболее крайних проявлениях это ведёт к психозу, но это уже сфера не психологии, а психиатрии.
Я – в домике
– Но, вероятно, каждый стремится найти возможность выйти из подобного состояния?
– Кто-то надеется на «эффект волшебной палочки»: «она у меня есть, стоит махнуть – и все неприятности разом закончатся». Кто-то применяет тактику «два шага вперёд – шаг назад», который связан с мыслью: «А не слишком ли я смело себя веду?» Такие люди решают свои психологические проблемы, двигаясь к цели с оглядкой на возможные последствия. Думаю, так многие люди будут вести себя и в постковидные времена. Пандемия закончится – привычки останутся. Крайнее проявление подобного типа поведения – «я в домике, и меня не трогайте».
– Всё это не объясняет возникающих в общественном сознании противоречий…
– Эмоции часто связаны с привычками. Кто-то склонен обвинять в проблемах кого угодно, и это в конечном итоге ведёт к апатии. Кто-то склонен к фатализму и готов смириться со всем, что происходит. Но есть люди, склонные к отрицанию, и у них возникает потребность не только найти для себя виновного во всём, но и как можно публичнее выразить свою точку зрения. А виновным может оказаться кто угодно – и «мировая закулиса», и «зелёные человечки», и «сосед Иванов». Кто-то наоборот – склонен к конформизму и действует исключительно по принципу «как все – так и я». Даже если они в какой-то ситуации внутренне не согласны с большинством, ничто не заставит их идти «своей колеёй». Они рассуждают примерно так: «Я не знаю, насколько опасен ковид, но все носят маски, значит, и я должен надеть маску». Другая крайность – диссидентский тип поведения: «не смейте стеснять мою свободу, хочу – на гору полезу, хочу – застрелюсь…». Кто-то предпочитает действовать по плану, в соответствии с неким алгоритмом, взвесив все плюсы и минусы. Причём все эти механизмы присущи практически каждому человеку, но проявляются они у разных людей в разной степени и в разных пропорциях. И включаются они, когда складывается определённая ситуация.
– В итоге получается, что оптимального типа поведения не существует. Любой из них в чём-то ущербен.
– Это личностный уровень, и здесь, разумеется, совершенства быть не может.
Интернет – наше всё?
– Давайте поговорим о глобально-социальном уровне.
– Каждому обществу свойственны и привычны определённые настроения, взгляды на самоопределение. Любой из нас формирует какой-то ближний круг общения, тянется к людям, которые представляются ему наиболее уважаемыми, авторитетными и компетентными, и сейчас этому процессу в помощь – интернет. Людям со сходными взглядами можно обмениваться мыслями на любом расстоянии и в любой момент. Это мир, в котором есть всё, а значит, можно присоединиться к чему угодно.
– Ну, пандемия по интернету не распространяется…
– Зато по нему распространяются взгляды на неё, связанные с ней настроения. А настроения таковы: во-первых, нарастающая усталость, которая в итоге может выливаться и в безразличие, и в агрессию, во-вторых, чувствуется, что появились люди, которые выработали в себе некую устойчивость к негативным реакциям на всё происходящее – «всё плохо, но мы это переживём».
– Пережить-то переживём, но эта задача не кажется простой, когда проблемы и беды следуют одна за другой. Сначала ковид, потом объявление военной спецоперации, потом санкции, которые наверняка проще нашу жизнь не сделают. Как всё это преодолеть обычному человеку – не политику, не олигарху?
– Переживали и худшие времена. Существует конструктивная система адаптаций к любой ситуации – человек строит планы: как жить, что делать. Сама необходимость строить планы и следовать им отвлекает нас от депрессивных настроений. «Какие там вирус и санкции – у меня свои заботы и планы».
«Свои» и «украинцы»
– Я тоже верю в то, что все нынешние проблемы когда-нибудь останутся в прошлом, но ничто не проходит бесследно. Что вам во всей этой ситуации кажется наиболее тревожным?
– Коллеги, работающие в школах, сообщают, что в подростковой среде начало проявляться деление на «своих» и на «украинцев». И смысл вкладывается тот же, как раньше в понятия «красный» и «белый», «советский» и «фашистский». Может быть, это и единичные случаи, но сама тенденция тревожна. Дети получают информацию из телевидения и интернета, начинают её преломлять в своём сознании, и самый простой путь – деление на своих и чужих.
– То есть «если ты мне не нравишься, значит, ты чужой?
– Именно так.
– Дети есть дети, но и взрослые нередко поддаются подобным настроениям. Многие предпочитают эмоциональную оценку ситуации попыткам трезво её оценить.
– 23 февраля, ещё до начала спецоперации, ВЦИОМ провёл опрос, и тогда признание Донецкой и Луганской республик одобрили 73% респондентов, 16% – высказались против и 11% – не определились. Военные действия ещё не начались, а больше четверти населения страны уже была либо против, либо в сомнениях. 28 февраля, когда «танки загрохотали», против военной спрецоперации было уже 22% опрошенных. И это понятно. Те, кому тридцать лет и меньше, напрямую не сталкивались ни с лишениями времён Великой Отечественной войны, ни с кризисными проблемами 90-х. Те, кто старше, знают, что всё это можно пережить, и внутренне готовы, к тому, что всякое может случиться. А людям более молодым страхи и тревоги предстоящих катаклизмов могут казаться чем-то более фатальным. Но и старшее поколение беспокоится о судьбе своих потомков. Одна моя одноклассница сейчас живёт в Канаде, а её внуки живут здесь, в России, и двое из них – призывного возраста. Очень за них переживает – особенно в свете последних событий.
– Тем не менее, большинство россиян политику руководства поддерживает.
– А в нынешней ситуации очень трудно удержаться от не выбора позиции «ты за кого?». Конечно, быть за мир – это не значит быть против России. Например, у одного моего коллеги много близких родственников живёт на Украине. Ему трудно быть в «третьей позиции», он полагает, что действуют силы и обстоятельства, изменить которые мы не можем, и сам процесс остановить невозможно, пока он не получит какого-то логичного завершения.
– Итог войны в Чеченской Республике показал, что это, в принципе, возможно.
– Кто бы ни оказался у власти на Украине после всех этих событий, им трудно будет отделаться от психологии побеждённой стороны, так что едва ли после войны иссякнет и сам конфликт. Но Германия после Второй мировой войны с этим комплексом справилась, хотя времени на это потребовалось немало. Главное, чтобы у нас, граждан России, хватило терпения и психологической устойчивости пережить всё это. Но, как говорится, опыт есть.