Семен Кропачёв: в центре Ульяновска - сотни могил неизвестных солдат

Член Военно-исторического общества Семён Кропачев рассказал «АиФ» о работе людей, которые задались целью разыскать и обозначить на старом городском кладбище, что на улице Карла Маркса, могилы участников Великой Отечественной войны и взять над ними шефство. «Если в Европе люди ухаживают за могилами наших солдат, то как мы можем их бросать?» – вот позиция участников группы. Удивительно, что такой большой и важный проект стал личным делом энтузиастов. Власть до сих пор не проявила к нему никакого интереса.

Военный участок

Т. Захарычева: Вы как-то сказали, что на Воскресенском кладбище примерно пять тысяч захоронений участников Великой Отечественной войны, и как минимум половина из них заброшена…

С. Кропачёв: Думаю, что воинских захоронений здесь гораздо больше. Это то, что мы нашли благодаря инвентаризации мест захоронений, которая проводилась в 2011 году. Но ведь к тому времени на многих могилах уже не было никаких опознавательных знаков. Очень мало сохранилось захоронений 1941-1942 годов. Видимо, тогда сложно было с увековечением памяти. Ставили какой-то временный памятный знак, и если никто на могилу не приходил, то она просто исчезала с лица земли, и на этом месте появлялось новое захоронение.

– Здесь есть какой-то участок, где хоронили военных, или могилы солдат нужно искать по всей территории?

– Поиски надо вести по всей территории, хотя в 1943 году и вышло постановление о создании на городском кладбище воинского участка. Сейчас это третий квартал. Там что ни могила, то боевой офицер похоронен. Но никто из родных и близких к этим могилам уже не приходит. Видимо, родственников здесь не осталось. Ульяновск ведь специфичный город. В войну сюда ехали эвакуированные, потом военные – работать в наших военных училищах, в 60-70-х годах люди из других городов и республик приезжали в Ульяновск на большую ленинскую стройку, считалось, что у города хорошие перспективы. А когда изменилась историческая ситуация, многие уезжали, оставляя могилы родных людей. Вероятно, это одна из причин, почему так много «беспризорных» захоронений. Когда здесь проводили инвентаризацию, невозможно было пройти к могилам, мы буквально продирались к ним, убирая дикую поросль. Вот тогда и задумались: вроде центр города, столько людей сюда приходит… Почему же так? Одно дело, когда родственников нет, поэтому могила заброшена. Но надгробия на могилах участников Великой Отечественной войны не должны быть разрушены, потому что сохранить память о них – это общенародное и даже государственное дело. Об этом всё время говорят с высоких трибун.

Дело добровольцев

– За последние годы старое городское кладбище значительно изменилось. Вокруг Воскресенского храма вообще чистота и порядок. Какая часть работ производится за счёт бюджета и что держится на энтузиазме?

– За счёт бюджета вывозят мусор, подметают дорожки, убирают упавшие деревья. Как я понимаю, благоустройством всех (!) пригородных кладбищ занимается пять-шесть муниципальных работников. Они делают то, что можно сделать на выделенные средства. Остальное – работа энтузиастов. Картина здесь, действительно, сильно изменилась. Пять лет назад во второй, в третий, в пятый кварталы мы входили как в лес. Сейчас смотрим на ролики, которые тогда снимали, и видим, что сделано много. Хотя понятно, делать надо гораздо больше.

– Вы часто говорите «мы». Какими силами вы боретесь с запустением на кладбище?

– Есть такое модное слово «волонтёры». Наверное, это мы и есть. «Мы» – это люди, которые занимаются всем этим, потому что им это нужно, потому что они считают это важным. Это костяк из шести-восьми человек в возрасте от 18 до 60 лет, к которому время от времени присоединяются другие люди.

– Но ведь есть ещё и Общество возрождения Воскресенского некрополя.

– В общем-то, все мы и есть это общество, но на самом деле оно не имеет границ. Я считаю, что в него входят ульяновцы, которые приходят к могилам родственников и наводят порядок ещё на шести-семи захоронениях. Мы постоянно приглашаем всех жителей города на субботники, раздаём мешки для мусора, перчатки. В конце 90-х годов, когда этим кладбищем серьёзно занялся губернатор Юрий Фролович Горячев, за каждый участок отвечала определённая организация. Работа тогда была проведена колоссальная. А сейчас всё дело держится на добровольцах. Например, недавно к нам на субботник пришло восемь ребят, которые работают в следственном управлении. Просто увидели в соцсетях объявление и решили помочь.

Без памяти?

– Вы не только благоустраиваете территорию, но и восстанавливаете захоронения, возвращаете имена могилам. Это уже поисковая работа?

– Чтобы вести настоящую поисковую работу, у нас не хватает ресурсов. Но если к нам обращаются люди, которые не могут найти могилы своих близких, мы помогаем, процентов на 80% это удаётся благодаря той самой инвентаризации. Если в 2011 году на могиле была табличка с именем, то всё получится. Проблема в том, что очень много захоронений было обезличено раньше. Большинство из них стало жертвами вандалов. С начала 90-х таблички из нержавейки снимали с памятников и, вероятно, сейчас продолжают снимать. Мы находили тайники, в которых лежало по 20 табличек, приготовленных для сдачи в металлолом. Конечно, здесь нужна охрана. Мы обращались в УВД с предложением патрулировать кладбище хотя бы пару раз в день, но не получили отклика. Кстати, при Горячеве здесь был целый охранный пункт, милиционер дежурил не только днём, но и ночью.

– Как можно разыскать воинское захоронение, если в 2011 году на нём уже не было таблички? И как вообще понять, что человек воевал, если он не был кадровым военным, а работал после войны, скажем, бухгалтером?

– Прежде всего мы создали списки похороненных здесь людей, которые по возрасту могли быть призваны на фронт. И теперь ведём работу по каждой фамилии в поисковых системах, архивах. Базы данных по участникам ВОВ были рассекречены в 2007 году, и благодаря этому появилась возможность поиска. Но если захоронение не попало в ту  инвентаризацию 2011 года, то дело почти безнадёжное. Правда, совсем недавно научный сотрудник заповедника «Родина Ленина» Иван Сивопляс нашёл в одном из музеев и передал нам целую коробку материалов по инвентаризации, которая проводилась на территории некрополя, вероятно, в середине 90-х.

Судя по всему, тогда работала бригада из пяти-шести человек, которые выходили на место и рисовали расположение могил вручную, прямо на плане писали имена похороненных людей и отдельно составляли их список. И тогда тоже были безымянные могилы, но меньше.

– С помощью этих новых материалов уже удалось вернуть имена каким-то захоронениям?

– Конечно! Я прошёл с планом, нарисованным в 90-х, всего рядов семь, и сразу удалось восстановить имена 12 людей, похороненных здесь. Теперь надо выяснять, воевали они или нет. Если воевали, то захоронение надо благоустраивать и отмечать каким-то памятным знаком. Вот сейчас думаем, как обозначать воинское захоронение, чтобы через год-два имя снова не потерялось.

– Для этого мало энтузиазма, нужны средства. Вы не пытались получить грант на свой проект?

– Общество возрождения некрополя несколько раз подавало заявку на областной грант – всё безрезультатно. Сейчас подали заявку на президентский грант, но надежды мало, поэтому появилась идея разыскивать через соцсети родственников – внуков и правнуков.

– Я думаю, что проблема даже не в финансировании. Во всяком случае, не это главное. Проблема в самих людях, в отношении к Памяти. Мне нравится акция «Бессмертный полк», мы с сыном каждый год выходим на неё с портретом деда. Но просто пройти с портретом – этого очень мало. Я считаю, смысл празднования Дня Победы прежде всего во внимании к людям – живым и ушедшим. Вы спросили, сколько участников войны похоронено на старом городском кладбище. Чтобы установить окончательную цифру и вернуть имена могилам фронтовиков, понадобится не один год. И нам сложно будет справиться с этой задачей без помощи населения и власти. Всех, для кого георгиевская ленточка – что-то большее, чем атрибут праздника, приглашаю присоединиться к нам и сделать хотя бы что-то малое, чтобы у нас был только «Бессмертный полк» и не было забытого.