Дмитрий Аксёнов: «В театре не должно быть безнадёги и уныния»

В 2008 году Дмитрий Аксёнов породил уникальное для нашего города явление – первый камерный театр «Enfant-terrible»*. И, как ни удивительно, театр живёт, несмотря на все трудности, популярность его растёт, хотя творческое кредо не предусматривает угодничества вкусам публики.

   

   

«АиФ» продолжает рассказывать об открытии сезона в театральных коллективах.

Умереть с чистой совестью

Сергей Юрьев: - Дмитрий, вы создали театр на свой страх и риск, без какихлибо гарантий на успех. Что заставило сделать такой шаг?

Дмитрий Аксёнов: - Считаю, что люди рождаются для созидательного общения, для того, чтобы жизнь была радостной и плодотворной, чтобы потом умереть с чистой совестью, с чувством, что оставляешь потомкам плоды своих трудов, своего творчества. Это важнее денег и прочих атрибутов материального благополучия.

- Но у каждого своё понимание, что такое благо…

- Конечно, у каждого человека своя шкала ценностей. Но утверждение того, что «у каждого человека своя правда», я считаю лукавством. Апологетам этой точки зрения я хотел бы задать вопрос: если правда у каждого своя, кого же можно считать праведником? Если у каждого своя правда, то все люди праведники, но ведь очевидно, что это не так. И убийца, и вор, и жулик придерживаются какой-то своей правды. Я всё-таки согласен со строкой известной советской песни, что мы пели в пионерском лагере: «Много в поле тропинок, только правда одна…» Театр – это один из путей открытия этой правды, её осознания, возможность её прочувствовать.

Мария Прыскина: «Аплодисменты не измеряются ни в рублях, ни в долларах» Подробнее

- Не кажется ли вам сцена «Enfant-terrible» слишком маленькой, чтобы донести свою правду до народных масс?

   

   

- Нет, не кажется. Мы выходим и на большие площадки различных театральных фестивалей, выезжаем на гастроли. Но маленькая сцена имеет и свои преимущества. Здесь зритель ближе к актёру, а актёр – к зрителю. Здесь между ними возникает более ощутимая, более осязаемая связь. Здесь люди поставлены в условия куда более интимного сосуществования. У нас есть спектакль по сказке Андрея Платонова «Неизвестный цветок», где артисты и зрители сидят за одним столом и становятся участниками действа.

Здесь вам не конвейер

- Вероятно, у вас есть свой зритель, по сути, клуб любителей театра «Enfant-terrible»?

- Ничего подобного! Есть, конечно, любители, которые на один и тот же спектакль приходят по несколько раз, но есть приток и совершенно новых зрителей. Их становится всё больше по мере того, как люди общаются, делятся впечатлениями. Привлекает их, наверное, и то, что у нас нет «конвейерного» производства спектаклей, чем занимаются многие театры в условиях жёсткого финансового существования.

- А если бы вам предложили новое помещение с большим залом, вы бы согласились?

- Конечно! Но при условии, если нам оставят наш родной полуподвал. Есть замыслы, которые требуют большего простора, большей «кубатуры», но спектакли, которые более уместны здесь, никуда не денутся. Одно дело «Чайка» Чехова, и совсем другое – «На дне» Горького. И дело здесь даже не в количестве персонажей, а в ощущении, которое должно создавать сценическое пространство. С другой стороны, всё действие может происходить «вокруг одной табуретки», а размах эмоций может простираться в бесконечность. Но пока это всё фантазии, поскольку большего помещения нам никто не предлагал, мы его не просили и очень рады, что у нас есть это.

Не только «потребитель»

- По какому принципу подбирается репертуар?

- Как говорил «гроссмейстер Остап Ибрагимович Бендер», всегда нужна «плодотворная дебютная идея». Если я чувствую, что идеи, заложенные в пьесе, мне близки, если чувства героев мне не кажутся чужими – значит, это то, что надо. Впрочем, это можно сказать практически обо всей русской театральной классике. Главное – чтобы в глубине драматургического материала было что-то такое, что давало бы жизненную энергию, дарило радость и вдохновение. И не должно быть безнадёги и уныния… Принцип такой: поделись улыбкою своей, и не так уж важно, вернётся ли она к тебе или пойдёт бродить по свету.

- Да, конечно. Улыбка – это бесплатно. Но сейчас проекты, за которыми не стоит коммерческого интереса, выживают нечасто…

- А мы и не выживаем. Мы просто живём. В мире вообще осталось ещё много такого, за что не надо платить. Например, воздух, вода, которая льётся с неба, красота, которая нас окружает. А ведь это самое необходимое. Я вообще заметил, что дороже всего стоят вещи наиболее бесполезные, которые лишь тешат самолюбие их обладателя. На самом деле человеку нужно не так уж и много…

- Сейчас и в книго-издательском деле, и в кино, и на телевидении стараются преподнести потребителю что-нибудь попроще и подинамичнее. Считается, что именно это нужно народу. Не ждёт ли такая судьба и театр?

- Не надо путать людские массы и каждого отдельного человека. В каждом из нас, несмотря на нынешний общественный уклад, продолжает жить не только потребитель. Чувства никуда не исчезли, стремление к тому, что возвышает душу, никуда не делось. Многие понимают, что деньги ради денег – это абсолютная бесовщина. Как бы ни пытались человека пичкать всякой дрянью, он всё равно будет тянуться к настоящему, к живому, туда, где в сердце возникает трепет. В театре собираются совершенно незнакомые друг другу люди, и это счастье, когда все они начинают испытывать близкие чувства и переживания. И вот такой отклик в сердцах людей – главная награда для актёра, режиссёра, осветителя и всех, кто причастен к созданию театрального действа. Что деньги по сравнению с этим чувством? Да ничто! Приходят самоуверенные и циничные тинейджеры, и вдруг посреди спектакля слышишь, как то там, то здесь раздаются всхлипы. Ради этого можно мыть сортиры, копать землю, грузить мешки, но такие мгновения искупают все тяготы современной жизни. Так что, богатство, привилегии, почётные звания – ничто. Можно стать и «заслуженным», и «народным», но высшее звание – человек. Им ещё надо стать, пройдя чрез всё, что увидел, понял, прочувствовал, воплотил.

Чувства сильнее соображений

- Расскажите о последней премьере. Почему выбрали именно «Гранатовый браслет»?

- Эта повесть Куприна отличается нежностью и пронзительностью чувств. Она глубже, чем просто какая-то любовная история. Там идёт речь о любви, в которой есть готовность к самопожертвованию.

Владимир Медведь: «Политике и войне люди предпочитают искусство» Подробнее

Мне очень близки идеи немецкого философа Эриха Фромма, который ещё в середине прошлого века вывел типичный образ «рыночного человека», который нацелен исключительно на продажу своих профессиональных навыков или физических данных. Такому человеку того, что мы пытались показать, конечно, не понять. Яркие чувства – это всегда риск, иногда смертельный, это неизбежные взлёты и падения, ошибки и удары судьбы. И этот спектакль – диалог мужчины и женщины, которые пошли на такой риск, для которых чувства оказались сильнее соображений «здравого смысла». И в конце концов, у них возникает ясность, что действительно нужно человеку.

- А что всё-таки лежит в основе творческого процесса?

- Русский язык. Говоря и думая на нём, мы его толком не знаем, не осознаём всех его возможностей, всей его глубины. Сейчас пытаюсь постичь его через Пушкина. Учу наизусть «Евгения Онегина» и чувствую, что с каждой новой строфой углубляется моё чувство языка, понимание родной речи. Наш язык – это национальный код, который никто за пределами России расшифровать не может. Наш язык – это мощнейшая творческая, постоянно обновляющаяся структура. Любое иностранное слово, пополняя русский язык, тут же обретает приставку и суффикс, все признаки спряжений или склонений. А наши слова, входя в иностранные языки, сохраняются в первозданном виде. То, что у нас такой язык – это колоссальное счастье для всех россиян, и пока он жив, в глобальном смысле нам ничто не может угрожать.

* enfant terrible (инфант террибль) с французского – «ужасный ребенок», может также обозначать «несносный ребенок» или будущий гений... Такие детки, как правило, заполняют собой всё пространство – лестницу, кухню, комнату, Вселенную. Они постоянно говорят, плачут, смеются, кричат

Смотрите также:

• Елена Шубёнкина: «Актёр должен не переживать роль, а проживать её» →
• Актёры ульяновского театра – в защиту «маленького человека» →
• Борис Александров: актер и власть →