Сегодня День народного единства – праздник, который наша страна отмечает в двадцатый раз. Приурочен он был, по замыслу учредителей, к прекращению Смуты, поразившей государство Российское в начале XVII века, и воцарению династии Романовых.
Что происходило в то время в Москве и её окрестностях, в целом широко известно. А вот о событиях в Среднем Поволжье, там, где всего-то через 36 лет после Смуты был основан град Синбирск, информации крайне мало. Между тем страсти кипели и здесь. Причём нешуточные…
«Царевич Пётр»
Как известно, в 1605 году власть в Москве захватил самозваный царь «Дмитрий Иванович», якобы чудом спасшийся в Угличе после покушения бояр. Но на деле беглый монах Гришка Отрепьев оказался не единственным самозванцем, претендовавшим на русский престол. В среде Терского казачества в то же время объявился «племянник» нового московского «государя». Как потом выяснилось, казацкая старшина (в разные исторические периоды казацкая старшина сочетала в себе полномочия органов самоуправления, военной администрации и сословной знати. – Ред.) подговорила беглого холопа Илейку Коровина, прозванного также по месту рождения Муромцем, впредь именоваться «царевичем Петром», якобы сыном царя Фёдора Иоанновича. Ну кто тогда мог знать в терской глуши, что последний представитель династии Рюриковичей был бездетен… Впрочем, новый самозванец признал, что власть в Москве по праву досталась его «дяде», так что претендует он лишь на пост «наместника» в Поволжье.
Весной 1606 года рать «царевича Петра» добралась с Терека до Волги и направилась на стругах вверх по течению, по дороге вербуя в свои ряды местное население. И не без успеха. Вскоре численность ватаги достигла четырёх тысяч человек, а слух о «родственничке» достиг ушей самого Лжедмитрия, который к тому времени уже начал стремительно терять авторитет. В конце апреля тот отправил к «Петру» доверенного дворянина Третьяка Юрлова с письмом, в котором признал «царевича» своим племянником и пригласил его в Москву вместе с войском, обещая почести и владения. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы, уже приближаясь к Свияжску, мятежники не получили известие о том, «что на Москве Гришку Ростригу убили миром всем…». В итоге разочарованные казаки развернули свои струги, отправились вниз по Волге, и следы их затерялись где-то в верховьях Дона. Впоследствии Илейка Коровин присоединился к войскам Ивана Болотникова, но после их разгрома под Москвой был повешен… Тогдашний царь Василий Шуйский пообещал «не проливать крови» сдавшихся бунтовщиков и обещание своё выполнил: те, кто не был повешен, были утоплены…
О каких-либо нападениях на волжские крепости и города, мимо которых дважды проследовал отряд самозванца, по данным местных краеведов, свидетельств не осталось, однако в документах этого времени сохранились сведения о том, что гарнизоны волжских городов поддержали самозванца: «И астраханские, и терские, и саратовские, и самарские стрельцы крест ему целовали. И поцеловав крест, они много дворян побили…». Известно также, что во время похода по Волге казаки во главе с «царевичем Петром» «всяких служилых людей побивали до смерти», грабили купцов.
Лжедмитрий «воскрес» в Астрахани
Вылазка Илейки Муромца хоть и закончилась ничем, но последствия имела: начались подобные выступления других казачьих предводителей, народные волнения в поволжских городах, а также активизировались кочевники-ногайцы. Всё это нанесло серьёзный ущерб волжской торговле, которая продолжалась, несмотря на Смуту и все связанные с ней опасности. Так что бегство с Волги отрядов «царевича Петра» не привело к спокойствию на всём пространстве от Каспия до устья Камы. Уже в июне того же года астраханский воевода Иван Хворостинин поднял мятеж против тогдашнего царя Василия Шуйского, а вскоре Волга практически во всём течении от устья Камы оказалась во власти ногайской орды и разбойных казаков. И растянулось это на пятилетку: известно, что в 1611–1612 годах ногайская конница то и дело появлялась на просторах от Тулы до Самары, сожгла Саратов и Царицын. Причём если в центральной России обстановка после воцарения Михаила Романова хоть как-то стабилизировалась, то на Волге всё только осложнилось.
В 1613 году произошла попытка «воскресить» убиенного «царя Дмитрия», инициаторами которой стали Марина Мнишек и казачий атаман Иван Заруцкий, обосновавшиеся в Астрахани. Поскольку это было не единственным продолжением Смуты, не все интервенты и бунтовщики в других регионах России были к тому времени разгромлены, подавление этого выступления затянулось. Местом формирования правительственных войск, которым была поставлена задача подавления Астраханского мятежа, стала Казань. А путь от Казани до Астрахани неблизкий… Так что удар мятежников должна была принять Самара с её немногочисленным гарнизоном. Непростая задача удержания города до подхода правительственной армии была возложена на нового самарского воеводу князя Дмитрия Петровича Пожарского-Лопату, который доводился герою – освободителю Москвы Дмитрию Михайловичу Пожарскому не только тёзкой, но и троюродным братом.
5 марта 1614 года самарский воевода сообщил «в центр»: «На весну ждём под Самарской снизу воровских людей». А уже 11 марта трое астраханских перебежчиков подтвердили намерение Заруцкого и ногайских мурз весной «итти под Самар». Правда, когда 17 мая из Казани в Самару прибыла-таки рать князя Одоевского, оказалось, что в Астрахани против Заруцкого и его приспешников вспыхнуло восстание русского и татарского населения города. Тем пришлось скрыться от народного гнева на Медвежьем острове в устье Волги. Но после того как остров 24 июля был окружён царским войсками, казацкая старшина поступила как обычно в критической ситуации: атаман Заруцкий, Марина Мнишек и её сын были выданы властям и срочно отправлены в Москву.
Там и закончилась Смута в Поволжье, где воцарился относительный покой вплоть до восстания Стеньки Разина.
Но это совсем другая история…